— Твой противогаз — средство средневековой инквизиции, — шутил Вильштеттер.
— Да, но без него гибель неизбежна, — возражал Габер.
Он тоже не спасение, уже через несколько минут хлор начинает просачиваться через респиратор.
— А я верю, что мы добьемся успеха и сможем удлинить срок действия респиратора до нескольких часов.
В период этих работ пришло радостное сообщение — Вильштеттеру присудили Нобелевскую премию по химии[386]!
Известие было неожиданным и тем более радостным.
Из-за военной обстановки торжества по случаю вручения Нобелевской премии состоялись лишь спустя пять лет, в июне 1920 года. Помимо Вильштеттера одновременно Нобелевская премия была вручена профессору Фрицу Габеру, Максу Планку и Максу фон Лауэ[387].
1920 год был полон и других радостных для Вильштеттера событий. Одним из таких событий было открытие новой аудитории в Мюнхенском университете. После ухода Байера Вильштеттер решил вернуться в Мюнхен и уже четыре года был профессором университета. По его настоянию построили новую просторную, отлично оборудованную аудиторию, хотя добиться этого было нелегко в условиях послевоенных трудностей и инфляции.
Снова работа со студентами, снова исследования с молодыми способными сотрудниками. Теперь в лаборатории занялись ферментами. Извлечение этих веществ из животных клеток, их адсорбирование на поверхностно-активных веществах с целью получения препаратов большой концентрации и ферментов высокой активности требовали тонкого экспериментаторского мастерства. Многолетний опыт Вильштеттера сослужил ему добрую службу — он легко решал новые задачи.
Но спокойная исследовательская работа была прервана новыми событиями. Германию охватила чума национал-социализма и антисемитизма. В коридорах университета начали появляться подстрекательские антисемитские лозунги.
Однажды утром, войдя в аудиторию, Вильштеттер увидел: на черной доске крупными буквами было написано: «Вон евреев из университета!» Ассистент, проводивший демонстрации, схватил тряпку и стал поспешно стирать позорные слова, но что это могло изменить? Профессор покинул аудиторию и долго сидел запершись в своем кабинете, потом написал заявление об уходе из университета и вручил его ректору. Никакие обещания, никакие просьбы не могли изменить этого решения. Шел 1925 год.
Вильштеттер оставил служебную квартиру и перебрался на свою виллу.
Но мог ли он так же легко порвать со всем тем, что было его жизнью?
В лаборатории над докторскими диссертациями работали Эрвин Бум и Ойген Баманн. Исследования Рихарда Куна[388] и Вольфанга Грассмана тоже еще не были закончены. Вильштеттер все же приходил на несколько часов, просматривал результаты опытов, давал наставления и поспешно уходил.
Когда Гитлер и его приспешники — национал-социалисты пришли к власти, по всей Германии развернулась открытая шовинистическая кампания. Двери университетов закрылись для евреев вообще. Эйнштейн эмигрировал. Габер не вынес тяжелых испытаний и умер.
Самое страшное пришлось пережить и Вильштеттеру — он потерял родину, потерял все, что приносило ему радость и было смыслом всей жизни. Остались лишь воспоминания… И вот теперь они лежат перед ним, изложенные в этой толстой рукописи. Скоро придет Артур Штолль — Вильштеттеру придется расстаться и с ними — Штолль отнесет рукопись в издательство.
Профессор Артур Штолль часто бывал на вилле «Эрмитаджио». Эти встречи ободряли старого ученого, вселяли в него хоть какую-то надежду. Они подолгу беседовали о работах Штолля. Вильштеттер оживлялся, давал советы, высказывал предположения. Иногда, не дожидаясь очередной встречи, он подробно излагал свои взгляды в пространном письме Штоллю и сам шел на почту, чтобы отправить письмо. Но ходить становилось труднее, в последнее время сердце все чаще давало о себе знать.
Посвятивший значительную часть своих исследований лекарственным препаратам, Вильштеттер теперь на себе испытывал действие дигиталиса. Он сам определял дозу лекарства, чтобы поддержать деятельность сердца. Когда Штолль увидел, какую дозу лекарства Вильштеттер хочет принять, он пришел в ужас.
— Вы же убиваете себя, профессор! Разве можно принимать дигиталис в таких дозах? Вам немедленно надо ложиться в больницу.
— Вот тогда я убью себя, друг мой, — вздохнул Вильштеттер с горькой улыбкой.
Ученый хорошо знал себя, и поэтому прогноз его был безошибочным. В больнице сердечные приступы участились, и один из них закончился катастрофой. Было это 3 августа 1942 года. Вильштеттер не дожил десяти дней до своего семидесятилетия и умер вдали от родины.
386
В 1915 г. Вильштеттер был удостоен Нобелевской премии по химии «за исследования красящих веществ растительного мира, особенно хлорофилла»; в 1923 г. он был избран иностранным членом-корреспондентом Российской Академии наук, а в 1929 г. — почетным членом АН СССР.
387
Макс Феликс Теодор Лауэ (1879–1960) — известный немецкий ученый-физик, ученик М. Планка, с 1930 г. — иностранный член АН СССР, лауреат Нобелевской премии по физике 1914 г.; основные труды посвящены проблемам оптики, теории относительности, квантовой теории и физики ядра; в 1912 г. М. Лауэ предложил применить кристаллы для обнаружения дифракции рентгеновских лучей. О. Лауэ см.: Лауэ М. Статьи и речи. — М.: Наука, 1969; Храмов Ю. А., ук. соч., с. 156–157.
388
Рихард Кун (1900–1967) — известный немецкий химик-органик и биохимик, профессор Гейдельбергского университета (1928 г.) и Института медицинских исследований; с 1928 по 1933 г. опубликовал ряд исследований по изучению строения каротиноидов, в 1936 г. синтезировал рибофлавин (витамин B2), установил строение адермина (витамин Be), осуществил синтезы около 300 растительных пигментов, опубликовал около 700 работ по химии и биохимии витаминов и коферментов. В 1938 г. Р. Куну была присуждена Нобелевская премия по химии, но получил он ее только в 1949 г. О Куне см.: Кожевникова 3. Н. ЖВХО, № 6, 653 (1975); Волков В. А. и др., ук. соч., с. 271.