«Нам просто нужно было очень быстро одолжить твоего единорога», - сказала я Рози, раскрывая объятия. Она сразу же зашла в них и крепко обняла меня.
«Что-нибудь нужно?», спросила я, прежде чем поцеловать ее в макушку.
«Нет. Просто услышала дверной сигнал и подумала, что это мама.»
«Она все еще внизу, но я думаю, она просто проверяет дела. Сегодня она не работает. Хочешь, я позову ее?»
Она покачала головой, прижавшись к моей груди.
«Нет, я в порядке. Люблю тебя, тетя Уиллоу.»
Она крепко сжала меня.
«Люблю тебя, Роуз.»
«Спасибо, что разрешила мне одолжить твоего единорога», - сказал ей Кэм, убирая пакет со льдом с лица.
Роуз сморщила нос.
«Не за что... и тебе, наверное, стоит вернуть его на место.»
Она ободряюще кивнула.
«На щеке останется след», - закончила она тоном, так похожим на голос Чарити, что я не удержался и рассмеялся.
«Я так и сделаю.»
Кэм тут же прижал к себе единорога.
Я отпустила ее, и она робко кивнула Кэму, после чего направилась обратно в свою комнату.
«Чарити не приводит сюда мужчин, так что ты, наверное, устроил Роуз шок всей ее жизни», - сказала я ему, прислонившись спиной к стойке.
«Даже когда Гейб приходит за ней на свидание, Чарити заставляет его ждать внизу. Не то чтобы я ее винила. Он не появлялся до тех пор, пока Роуз не исполнилось два года.»
«Она будет злиться, что ты привела мужчину?»
«Ты едва ли мужчина.»
Я пожала плечами, а потом немного посмеялась над его обиженным выражением лица.
«Я имею в виду, ты... ты. Ты наш друг, а не просто мужчина. Кроме того, Чарити разрешила мне привести тебя.»
Я поспешно произнеса последнюю фразу, надеясь прекратить свой лепет.
«Так вот почему она купила бар, да? Чтобы они могли жить над ним?», - спросил он, пробежав глазами по нарисованным от руки картинкам, приклеенным к двадцатилетнему холодильнику.
«Именно. Она использовала свое наследство, полученное по завещанию нашего деда. Когда родилась Роуз, Чарити и папа не очень-то разговаривали. Мы с мамой поддерживали ее, когда она позволяла, но она хотела все делать сама. Мы сидели с малышкой, но она установила сигнализацию, подключила камеры к своему мобильному телефону и все такое, так что она могла хозяйничать внизу, пока Роуз спала, и при этом проводить с ней дни.»
«Я это понимаю», - сказал он, глядя на камеру в углу кухни.
«Ей нужно было сделать все самостоятельно.»
«Ты такой же упрямый, как и она.»
Я покачала головой.
«Ну, ты же знаешь нас, черных овец. Когда ты отвергаешь путь, по которому идут все остальные, тебе приходится прокладывать свой собственный.»
«Ты так это называешь?»
Я уперлась руками в стойку и подпрыгнула, чтобы сесть на край.
«На что ты потратила свою часть наследства?», - спросил он, игнорируя мой вопрос.
«Почему вы отверг этот путь?» спросила я, складывая руки на груди.
Он наблюдал за мной какое-то мгновение, и я затаила дыхание, напрягая все конечности, пока он решал, отвечать или нет. Решал, какими частями себя он готов поделиться со мной.
Бог свидетель, он заставлял меня гадать, меняя наши роли так часто, что я никогда не знала, что для нас норма. Я никогда не была уверена, было ли это сделано для того, чтобы вывести меня из равновесия, или потому, что он и сам никогда не знал этого.
«Чарити делала это ради любви. Сначала ради Гейба, потом ради Роуз. Но почему ты отверг этот путь?» снова спросила я.
«Путь отверг меня», - тихо сказал он.
«Он не хотел меня, и я решил не хотеть его.»
Я сглотнула комок в горле, мысленно перебирая все возможные ситуации, к которым он мог бы применить эту философию, и гадая, сколько раз за его презрением скрывалась тоска.
«Теперь ты. Наследство?»
«Я пошла в художественную школу. После смерти Салли прошло около шести месяцев, прежде чем я поняла, что не могу не учиться. И неважно, сколько я ждала его здесь, в Альбе, он не возвращался домой.»
Я разорвала зрительный контакт. Расценит ли Кэм это как предательство моего отца?
«Поэтому планы, которые мы строили, чтобы уехать вместе в колледж, как только закончатся три года обучения, больше не имели значения. Мне пришлось очень серьезно взглянуть на то, каким я представляла свое будущее без него, и задать себе вопрос, не поддающийся никакому объяснению.»
«Какая часть этого плана отражала твой выбор, а какая принадлежала Салливану?»
Вопрос Кэма вернул мой взгляд к его взгляду.
Сердце заколотилось, язык отяжелел и не желал произносить слова, которые я никогда не могла сказать раньше.
«Просто…», - наконец сказала я, и это слово унесло с собой шесть долгих лет вины, покинув мои губы.