Мирная деятельность князя потревожена была набегом на Суздальскую землю татар, которые, повоевав Мордовскую землю, пронесли огонь и меч по р. Оке и Клязьме, сожгли Муром и город Святой Богородицы Гороховец и с большим полоном ушли домой. Это было зимой в том же 1239 г.[35]
В 1240 г. сын Ярослава Александр, не известно из-за чего, поссорился с новгородцами и ушел из Новгорода в Переяславль. Но теснимые немцами новгородцы просили себе у Ярослава князя, и он послал к ним сына Андрея, который, впрочем, не угодил новгородцам; другое новгородское посольство просило Александра, который и отправился опять в Новгород[36].
Батый между тем опустошал южнорусские земли и Прикарпатье, откуда повернул с своими полчищами назад и избрал своим местопребыванием низовья Волги, основав здесь город Сарай (Астраханской губ.). Сюда-то должны теперь являться русские князья на поклон к грозному завоевателю. Батый потребовал к себе Ярослава, и последний в 1243 г. отправился в Сарай, послав сына своего Константина в Татарию к великому хану. Батый принял и отпустил Ярослава с честью и дал ему старейшинство во всей Руси[37]. Года через два (1245 г.) возвратился и Константин также с честью[38].
В 1245 г. Ярослав вместе с братьями и племянниками вторично отправился в Орду. Святослав и Иван Всеволодовичи с племянниками воротились в свои отчины, а Ярослава Батый послал на берега Амура к великому хану. Здесь он принял, по замечанию летописца, «много томления», так как против него велась, — судя по некоторым сказаниям, хотя и не совсем ясным, — какая-то интрига, в которой действующими лицами являются боярин Федор Ярунович и сама ханша, которая, под видом угощения, поднесла Ярославу яду. Великий князь поехал от хана уже будучи больным; чрез семь дней, а именно 30 сентября 1246 г., в дороге он скончался, причем тело его сильно посинело, что еще более убеждало современников в том, что он отравлен. Сопровождавшие его бояре привезли тело его во Владимир, где, в Успенском соборе, он и был похоронен[39].
Ярослав Всеволодович, в святом крещении Федор, был женат дважды: 1) на дочери[40] Юрия Кончаковича, князя половецкого, неизвестной по имени; 2) на Федосье (в иночестве Евфросинии), дочери Мстислава Удалого[41]. От первого брака мы не видим у него детей; от второго же у него были сыновья: Федор, Александр, Андрей, Михаил Храбрый, Даниил, Ярослав-Афанасий, Василий, Константин — и две дочери: Мария и другая, неизвестная по имени[42].
Святослав Всеволодович
Род. в 1196 г. — ум. в 1253 г
По смерти Ярослава Всеволодовича по праву старшинства великокняжеский стол занял следующий за Ярославом брат, Святослав Всеволодович.
Святослав, в святом крещении Гавриил, родился 27 марта 1196 г.[43] Мы уже говорили, что в Древней Руси княжичи часто с самых ранних лет выступали на путь практической жизни. Так было и со Святославом. Великий князь Всеволод Юрьевич, господствуя не только в Северо-Восточной Руси, но отчасти и в Южной, хотел господствовать и на северо-востоке, в Новгороде, а потому придумывал средства прибрать последний к своим рукам. Ему наконец удалось так поставить дело, что новгородцы сами обратились к нему за князем. В 1199 г. с великой честью он принял у себя новгородских послов, а в 1200 г. послал в Новгород сына Святослава, «еще млада суща», конечно, окружив его опытными боярами. Святослав отправился в Новгород 12 декабря, а прибыл туда 1 января; за несколько верст от Владимира его провожали братья Константин, Юрий, Ярослав и Владимир[44]. Вскоре возникли какие-то неудовольствия между князем и новгородцами, но дело окончилось только тем, что Всеволод послал на место Святослава старшего сына, Константина, который сидел там до 1207 г. В этом последнем году Всеволод вызвал его с новгородцами в поход на Рязань. После похода великий князь, хорошо видевший, что неудовольствие на него новгородцев еще не совсем остыло, одарил их, обнадежил в их древних вольностях и отпустил домой, но Константина оставил в земле Суздальской, дав ему Ростов с другими пятью городами, а в 1208 г. к новгородцам опять отпустил Святослава[45].
35
Есть в летописях темное известие под 1239 г., приведшее в недоумение Карамзина: под помянутым годом (ПСРЛ I, 200; II, 177; VII, 144; Ник. III, 5) говорится, что Ярослав, названный по отчеству только в Никоновской летописи, ходил к г. Каменцу, взял его, пленил жену Михаила (разумеется, Черниговского) и множество людей и возвратился восвояси. Карамзин (IV, примеч. 20) удивляется, «как мог вел. князь в такое бурное время идти из Владимира Суздальского в нынешнюю Подольскую губ.! Мы упоминали в 1229 г., — продолжает он, — о Ярославе Ингваревиче, получившем от Даниила в удел Межибожье и Перемиль; но Суздальский или Пушкинский летописец, без сомнения, говорит здесь о вел. кн. Ярославе». Ипатьевская летопись (II, 177) так изображает это событие: «Михаил бежа по сыну своем перед татары во Угры»… (Ростислав Мстиславич занимает Киев, Даниил выгоняет его и оставляет там наместником Димитрия). «Яко бежал есть Михаил из Кыева в Угры, Ярослав ехав и княгиню его и бояр его пойма, и город Каменец взя». По правдоподобному замечанию С. М. Соловьева (III, примеч. 277), из этого рассказа видно, что Ярослав был ближайший местный князь, который перехватил на дороге жену и бояр Михайловых, так что, очевидно, здесь должно разуметь именно Ярослава Ингваревича. Что же касается того, что Никоновская летопись называет этого Ярослава Всеволодовичем, то, естественно, составитель этого свода, встретив в более старых списках летописей Ярослава без отчества, хотел, но неудачно, сделать это лицо более определенным и поставил при нем отчество
39
Там же. I, 201, 226; V, 186; VII, 152, 156; XV, 386, 393, 400; Ник. III, 19, 26. Тверская летопись о смерти Ярослава говорит под 1247 г., а Троицкая — под 1248 г. По поводу поднесенного Ярославу яда Карамзин (IV, 22) замечает, что монголы, сильные мечом, не имели нужды действовать ядом, орудием злодеев слабых. Плано-Карпини (кн. 1, гл. 14) замечает, что Ярослав отравлен татарами с той целью, чтоб им свободно было владеть Русью. Но, по справедливому замечанию С. М. Соловьева (III, 185), татарам в таком случае нужно было бы истребить всех князей. Соловьев предполагает, что интрига против Ярослава велась, вероятно, Константиновичами Ростовскими (из собственно Константиновичей, заметим, в живых оставался только Владимир Углицкий, который принимал участие в последней поездке Ярослава в Орду). Когда не удалось оклеветать Ярослава перед ханом, прибегли к ханше, о чем хан и не знал. Иначе в самом деле трудно согласить всеобщее свидетельство и своих и иностранных источников о «нужной» (насильственной) смерти великого князя («История отношений между русскими князьями Рюрикова дома», 262–263). Летописи вообще скупы на похвалы этому князю; но одна из них (VII, 156) говорит, что он «положи душу свою за други своя и за землю Русскую», а рукописные святцы причисляют его к лику святых. См. Карамзин IV, примеч. 38.
41
Там же. III, 54; V, 182; VII, 152 (там же, на с. 146, в житии Александра Невского названа святой); XV, 385; Ник. III, 18. Почти все летописи одинаково о ней говорят: «преставися княгини Ярославляя, постригшися у святого Георгия в монастыри; ту же и положена бысть, стороне сына своего Федора, месяца майя в 5 (по иным 4), на память святыя Ирины; наречено бысть имя ей Ефросинья». В новгородском Юрьевском монастыре в надгробной надписи значится: «Лета 6749 (вместо 6752) майя в 4, в Великом Новеграде почи… Феодосия… супружница вел. кн. Ярослава Всеволодовича…» Между тем Карамзину было доставлено владимирским губернатором описание Владимирских княжеских гробов, по которому Федосья с сыном Федором покоятся во Владимирской Георгиевской церкви (IV, примеч. 39). Действительно в Георгиевской церкви во Владимире, построенной Юрием Долгоруким в 1152 г. (с 1153 г. при этой церкви был женский монастырь, неизвестно когда упраздненный), есть две гробницы: одна на правой стороне, другая — на левой. На первой гробнице надпись: «На сем месте положены мощи Благовернаго Великого князя Феодора Ярославина, сына Великия княгини Феодосии, и брата св. Благовернаго Великого князя Александра Невского». На второй гробнице: «Сия Боголюбивая Великая княгиня Феодосия, дщерь Галического князя Мстислава Мстиславича, честнейшая супружница Благовернаго Великого князя Ярослава Всеволодовича Владимирского, с ним же благоговейно и благоугодно поживе и девять сынов породи: Феодора, Александра, Андрея, Константина, Афанасия, Даниила, Михаила, Ярослава, Василия да дщери две: Евдокию и Иулианию, на конец жития своего монашеский образ на ся восприя, в нем же и преименовася Евфроснния; преставися в Великом Новеграде; честное же тело ея положено в преименитом граде Владимире в пресловущей обители святаго Великомученика Георгия об едину сторону сына ея, Благовернаго Великого князя Феодора на сем месте; супруг же ея Благоверный Великий князь Ярослав Всеволодович Владимирский нуждно преставися в иноплеменных землях в Хановой Орде в 6754 (1246) году месяца сентября в 30 день; честное же тело его положено бысть в преименитом граде Владимире в соборной церкви Успения Пресвятыя Богородицы Владимирския Златоверхия на южной стороне в приделе св. Великомученика Георгия. Обитель сия создана в лето 6661 (1153) Великим князем Долгоруковым». Летописи не говорят, где она умерла, — исключая Никоновскую, по которой она умерла в Новгороде, — а говорят только, что постриглась в Георгиевском монастыре, и всего вероятнее, она погребена во Владимирском Георгиевском монастыре, хотя умерла и в Новгороде. Что же касается того, что как в Новгородском, так и во Владимирском Георгиевских храмах есть гробницы одних и тех же лиц, то это, кажется, естественное желание как новгородцев, так и владимирцев — считать принадлежащим тому или другому городу прах таких лиц, как мать и брат Александра Невского; притом же позднейшие составители вышеприведенных надписей могли неверно понять и объяснить летописные известия: они знают, что Феодосия умерла в Новгороде и похоронена у св. Георгия, а Георгиевских церквей в Новгороде не одна, и притом некоторые из них более известны, чем Владимирская, почему и решили, что Феодосия погребена в Новгороде. (Надписи Владимирские приведены в сочинении
42
Некоторые летописи, как, например, Никоновская (III, 3), дают Ярославу девятерых сыновей, другие — восьмерых, третьи — семерых. Последние не считают рано умершего Федора, а первые грешат тем, что из Ярослава-Афанасия сделали двоих сыновей. Некоторые летописи, как Тверская (373), опускает Ярослава, а считает Афанасия, очевидно, принимая только имя, данное при крещении (ср.
44
Там же. I, 175; III, 25, 31; IV, 18–19; V, 171; VII, 107 (Всеволод отпускал Святослава в Новгород, «сдумав с дружиною своею»); XV, 289.
45
Там же. I, 183; VII, 115–116 (под 1207 г.); I, 210–211; III, 30–31; IV, 19; V, 172 (под 1209 г.);