По старшинству после Ярослава Всеволодовича должен был занять и занял великокняжеский стол брат его Святослав, который в то же время рассадил по городам и племянников своих, «яко же и брат уряди, Ярослав». Но ему недолго пришлось занимать великокняжеский стол: в 1248 г. его согнал с Владимирского стола племянник его, московский князь Михаил Ярославич Хоробрит (Храбрый), который в том же году пал в битве с литовцами на берегу р. Протвы. Владимирский стол занял другой племянник Святослава, Андрей Ярославич. Святослав вместе с сыном Димитрием в 1250 г. отправился к хану, который принял его с честью. Конечно, Святослав ходил в Орду хлопотать о возвращении великокняжеского стола, но — хотя и был принят с честью — хлопотал безуспешно: в конце того же года мы видим во Владимире опять Андрея, который тогда же и там же сыграл свадьбу с дочерью Даниила Романовича. Чрез два года, а именно в 1252 г. 3 февраля, Святослав скончался в Юрьеве-Польском[56].
Святослав Всеволодович (в святом крещении Гавриил) был женат на дочери Давида Юрьевича, князя Муромского (по некоторым сказаниям — Евдокии), которая еще при жизни мужа пожелала идти в монастырь, и в 1228 г. «Святослав отпусти княгыню свою по свету, всхотевши ей в манастырь, и дасть ей наделок многа». Она ушла к «братьи» в Муром и там постриглась. От брака с ней Святослав имел сына Димитрия[57].
Михаил Ярославин Храбрый
Род. в 1238 г. — ум. в 1248 г
Михаил Ярославин, четвертый из восьми сыновей Ярослава, известный под именем Хоробрита (Храброго), в первый раз упоминается в летописях под 1238 г. в числе других князей, спасшихся от татарского меча[58], и затем исчезает со страниц летописей до 1247 г. Святослав Всеволодович, занявший в 1247 г. по смерти Ярослава великокняжеский стол, своих племянников «посажа по городом, яко же уряди брат его, князь великий Ярослав Всеволодич»[59], — а так как летописи называют Михаила московским, то, очевидно, ему досталась Москва[60].
В 1248 г. Михаил Ярославин, — неизвестно, вследствие каких побуждений, — выгнал дядю своего, Святослава, из Владимира и сам занял великокняжеский стол. Но в том же году он пал в битве с литовцами на берегу р. Протвы. Епископ Кирилл распорядился перенести тело его во Владимир и похоронил его в Успенском соборе[61].
Потомства Михаил Ярославин не оставил: по крайней мере, его не видно ни по летописям, ни по родословным[62].
Андрей Ярославин
Род. в 1238 г. — ум. в 1264 г
Летописи не оставили известий о времени рождения Андрея Ярославина, третьего сына Ярослава Всеволодовича[63]. В первый раз о нем упоминается в летописях под 1238 г., как об одном из князей, спасшихся от меча татарского[64].
В 1240 г. брат Андрея Александр из-за чего-то разошелся с новгородцами и ушел от них в Переяславль. Но, теснимые соседями — немцами, новгородцы просили у Ярослава Всеволодовича князя для Новгорода, и тот послал к ним сына Андрея. Вероятно, Андрей не оправдал ожиданий новгородцев, и они отправили к Ярославу второе посольство — просить Александра, который и отправился к ним, неизвестно, впрочем, на каких условиях, а Андрей удалился к отцу[65]. Но в следующем 1241 г. мы опять видим его в Новгороде, куда он послан был отцом в помощь брату Александру в борьбе его с немцами, разбив которых в так называемом Ледовом побоище в 1242 г., он опять воротился к отцу[66]. Затем в продолжение лет шести Андрей как будто скрывается из глаз летописцев: до 1247 г. летописи молчат о нем.
Судя по действиям братьев — Ярославичей, Михаила, прогнавшего дядю Святослава из Владимира, и его старших братьев, Александра и Андрея, споривших, как увидим, о великокняжеском столе при жизни дяди, — Святослав Ярославич подавал какие-то поводы племянникам оспаривать у него великокняжеское достоинство[67]. В 1247 г., когда, следовательно, был еще на Владимирском столе Святослав Всеволодович, Андрей и Александр Ярославичи отправились к Батыю, который послал их к великому хану в Монголию. Последний, с умыслом — как некоторые думают — или без всякой задней мысли дал Александру, умнейшему и энергичнейшему из тогдашних русских князей, разоренный, бедный и теперь непривлекательный Киев, — а Андрею (как менее опасному по уму и энергии) — Великое княжение Владимирское. Братья возвратились из Монголии в 1249 г.[68] В следующем, 1250 г., когда Святослав ходил в Орду и, как видно, хлопотал — хотя и безуспешно — о великокняжеском столе, Андрей сыграл во Владимире свадьбу: он женился на дочери Даниила Романовича Галицкого[69]. Может быть, этот родственный союз Андрея с одним из видных и сильных южнорусских князей заставил Александра действовать решительнее: в 1252 г. он отправился к сыну Батыя, Сартаку, которому жаловался на брата Андрея, что он обманом, не по старшинству получил великокняжеский стол и не полностью платит хану выход. Разгневанный хан приказал доставить Андрея к себе. Еще до возвращения Александра из Орды на Русь пришли с татарской ратью Неврюй, Котья и храбрый Олабуга. «Господи! — сказал Андрей. — Доколе нам ссориться между собою и наводить друг на друга татар? Лучше бежать в чужую землю, чем дружиться с татарами и служить им!» Посоветовавшись с боярами, Андрей с семейством и приближенными людьми бежал. Татары нагнали его (24 июля) под Переяславлем, разбили и едва не захватили в плен; он успел ускользнуть от них в Новгород, где не был принят; бросился в Псков, откуда — дождавшись жены — ушел в Колывань (Ревель). Оставив там жену, он отправился в Швецию, куда потом прибыла и жена его[70]. Великокняжеский стол занял Александр Невский.
56
Там же. I, 201–202, 226, 252; IV, 38; V, 187; VII, 15G, 159, XV, 397, 400 (125S и 1252 — под обоими годами о смерти Святослава); Ник. III, 30, 32, 34. — См.: примеч. 69. — Юрьев, относившийся к Суздалю, вероятно, был любимым местом Святослава: так, в 1230 г. он разобрал там обветшавшую церковь Св. Георгия, построенную дедом его, Юрием Долгоруким, и поставил новую; в 1242 г. он украсил ее. ПСРЛ. VII, 137, 138. См. текст к примеч. 53.
57
Там же. I, 191; XV, 398. По старинным рукописным святцам Святослав и сын его Димитрий считаются святыми.
61
Там же. I, 201, 226; IV, 38; VII, 159; XV, 395, 400; Ник. III, 30–31; Татищев (IV, 22) говорит, под 1248 г., что Михаил согнал с Владимирского стола Святослава; «Блаженный же Кирил епископ Ростовский посла взя тело его, и положиша его в церкви Пречистыя Богородицы во Владимере». Очевидно, здесь не передано о походе на Литву и битве на берегу Протвы. Впрочем, так нужно было бы Татищеву передать дело по летописям, которые нам известны; но у него этот эпизод изложен как будто по иным источникам: вслед за вышеприведенной выпиской он говорит, что Андрей с другими суздальскими князьями пошел на Литву и побил ее «изоцова» (в Никоновской летописи «побита их изупцова» — у Зубцова?). «Князь же Александр, слышав сия, елика сотвори брат его Михайло, прииде в Володимер и бысть им пря велия о великом княжении, они же уложа ити во Орду и пойдоша князи Александр и Михаил и многу стязанию бывшу» (как будто не окончено). Далее о Михаиле нет ничего, как и о битве на Протве. Поход же Андрея можно принять за продолжение первого похода, после которого литовцы, очевидно одержавшие на Протве верх, могли достигнуть Зубцова. Во всяком случае, странным может казаться в хронологическом отношении то, что Александр вступает в спор с Михаилом и идет с ним в Орду, на что требовалось немало времени. Но нам решительно несомненным кажется, что битва на берегу Протвы здесь по недосмотру упущена, а ниже вместо
62
Мальгин («Зерцало…», 267) дает ему сына Бориса; покойный М. Д. Хмыров («Алфавитно-справочный перечень удельных князей», № 404), отмечая у Михаила сына Бориса, ссылается на какие-то нелетописные сказания, под которыми, может быть, разумеет того же Мальгина. Во всяком случае, об этом Борисе мы ничего не знаем.
63
Ни родословные, ни историки не согласны относительно старшинства Андрея и Александра. Мы считаем старшинство последнего несомненным на том основании, что Александр занимал Переяславль. См. примеч. 43.
66
Там же. I, 201 (под 1242 г.); III, 53; IV, 37, 179 (под 1241 г.); V, 180; VII, 150; Ник. III, 14–15.
67
Хотя летописи и молчат о характере Святослава, но по действиям его видно, что он был слабохарактерен: так, в борьбе старших братьев он переходит на сторону то одного, то другого, а потеряв великокняжеский стол, не настойчиво добивается его возвращения. Такие качества характера, вероятно, и подавали повод племянникам его искать под ним великокняжеский стол.
68
ПСРЛ. I, 201, 252; II, 341; IV, 38; VII, 156, 159, 236; Ник. 26, 31. Летописи тут, кажется, спутывают события: I, 252 и IV, 38 под 1248 г. говорит, что Андрей прогнал с Владимирского стола дядю своего, Святослава Всеволодовича, и сам сел во Владимире; по другим летописям, Андрей и Александр пошли в Орду (а оттуда, конечно, прямо в Монголию) в 1247 г., а из Монголии воротились в 1249 г. Вероятно, Андрей прогнал дядю по прибытии из Монголии на том основании, что он (Андрей) получил Владимир от самого великого хана. В таком случае следует предположить, что после убийства Михаила Святослав вторично занял Владимирский стол. Этим же могут объясняться и безуспешные хлопоты Святослава в Орде в 1250 г., если только он ходил в Орду с этой целью. См. примеч. 62.
70
Там же. I, 202, 226, 252; II, 342; IV, 38; V, 187; VII, 159–160. Эти события совершились в 1251–1252 гг., но в разных летописях они размещены под этими годами различно: по I, II, IV и VII и нашествие Неврюя, и бегство Андрея совершились в 1252 г.; по V — в 1251-м; XV, 396 и Ник. III, 33 и далее пристают к первым; первая из этих последних под 1252 г. неверно передает, что Андрей в Швеции был убит, а далее, с. 403, под 1264 г. сама же говорит о его смерти; то же говорится в V, 187 под 1252 г., — а IV, 38 под тем же годом говорит, что он убит Чудью.