Между тем в том же году немцы прислали послов в Новгород, когда уже Александра там не было («без князя»); они отказывались от недавних своих завоеваний и просили о размене пленных. «Что есмы зашли Водь, Лугу, Плесков, Лотыголу мечем, — говорили они, — то ся всего отступаем». Таким образом, со стороны ливонских рыцарей новгородские и псковские волости пока были обеспечены в отношении безопасности. Но южные границы не безопасны были от набегов Литвы. В 1245 г. литовцы опустошали окрестности Торжка и Бежецка, где теперь княжил, с соизволения Александра Невского, Ярослав, сын Владимира Псковского, живший до того у ливонцев и недавно воевавший с последними Псковскую землю. Этот Ярослав с новоторжцами погнался за литовцами, но был побит ими; потом вместе с тверскими воеводами, Яведом и Кербетом, которые вышли с тверичами и дмитровцами, он опять погнался за литовцами; у Торопца произошел бой, клонившийся не в пользу русских. На следующий день явился Александр с новгородцами: он отнял у литовцев весь полон и побил 8 князьков литовских. Новгородцы пошли отсюда восвояси, а Александр «с своим двором» продолжал преследовать неприятеля и окончательно добил его у г. Жижиц у У свята. Захватив с собой из Витебска сына, он пошел к Новгороду, но на пути встретил другую литовскую рать, которую также побил[85]. Защищая Северо-Западную Русь от соседей, немцев и финнов, Александр обращал свои взоры и в противоположную сторону, где требовались уже не меч и крепкая рука, а серебро и золото: летописи, между прочим, ставят ему в похвалу, что он «не остави пути отца своего», посылал в Орду выкупать пленников «и много злата и сребра издава на пленникех». Вообще, слава о нем, а особенно о его богатырских подвигах распространилась повсюду, так что, по словам летописца, даже моавитские жены (монгольские) именем его стращали детей[86].
30 сентября 1246 г. скончался Ярослав Всеволодович; Александр, вместе с дядей Святославом и братьями, оплакал кончину отца и в том же году, по требованию Батыя, отправился в Орду. Восточный деспот, но словам летописи, не мало подивившись красоте и величественной наружности Александра, послал его и брата его Андрея, ранее Невского прибывшего в Орду, к великому хану в Монголию[87], откуда они возвращаются в 1249 г., пожалованные[88]: Александр — Киевом и всей Русской землей, а Андрей — Владимиром[89]. По прибытии во Владимир Александру пришлось оплакивать здесь смерть родственников, князей: Владимира Константиновича Углицкого и Василия Всеволодовича Ярославского[90]. Вскоре после этого он отправился в Новгород, где в 1251 г. торжественно встречал прибывшего из Владимира митрополита Кирилла вместе с епископом Ростовским, также Кириллом. Новгородцы умолили митрополита поставить им в епископы Далмата, и митрополит удовлетворил их желание[91], к их общей радости, хотя эта радость должна была несколько омрачиться, так как князь их сильно заболел. Оправившись от болезни, Александр отправил к норвежскому королю Гакону посольство с предложением, чтоб он воспретил своим финмаркским подданным грабить Лопь и Корелию, причем послам поручено было лично узнать дочь Гакона, Христину, на которой Александр думал женить сына своего, Василия. Предложение о финмаркских подданных было удовлетворено, но сватовство не состоялось[92].
В своем месте[93] мы уже высказали предположение, что родственный союз Андрея с одним из южнорусских князей мог заставить Александра действовать решительнее по отношению к младшему брату. В 1252 г. Невский отправился в Орду к Сартаку, сыну Батыя, который по старости уже мало занимался делами по управлению улусами. Принятый с честью, Александр повел дело так, что на Андрея была послана татарская рать под начальством Неврюя, и Андрей бежал чрез Новгород, Псков и Колывань (Ревель) в Швецию. Александр торжественно въехал во Владимир и был посажен митрополитом Кириллом на великом княжении[94].
85
Там же. III, 64; IV, 37–38 (под 1246 г.); V, 182; VII, 152; XV, 386; Ник. III, 18–19. Жижицы или Жижчь находился близ западного берега оз. Жесца, где теперь село Жесцо — Живец. См.
87
Там же. I, 201; III, 54; IV, 37; V, 186; VII, 157; XV, 393–394; Ник. III, 26. Из них III, IV, V и XV относят поездку в Орду к 1246 г., остальные — к следующему.
89
Там же. I, 202; II, 341; VII, 159; Ник. III, 31 (все под 1249 г.); III, 54; IV, 38; V, 186 (под 1250 г.); XV, 395–396 (под 1240 г.).
90
Там же. I, 202; XV, 400; Ник. III, 31. С. М. Соловьев (III, 191), сказав, что Святослав Всеволодович умер в 1252 г., тотчас продолжает: «Оставался князь, который по старине мог предъявить права свои на великое княжение: именно Владимир Углицкий, сын Константина Ростовского, старшего из сыновей Всеволода III; но кто мог думать о праве Владимира в то время, когда Михаил Московский не обращал никакого внимания ни на свое бесправие, ни на право дяди? Ярославичи были сильнее углицкого князя: этого было довольно, чтоб заставить позабыть о последнем». Но, как мы видим, Владимир Константинович умер еще в 1249 г., т. е. ранее дяди своего Святослава… Ниже сам же историк говорит (с. 207), что Владимир умер в 1249 г.
92
Там же. V, 187. Тут же летописец, пользуясь случаем, говорит о когда-то («некогда приела») бывшем от папы к Александру посольстве с предложением — принять католическую веру. Посоветовавшись с мудрецами, Александр будто бы кратко изложил всю ветхозаветную и новозаветную историю и в заключение сказал: «Си вся сведаем добре, а от вас учения не приимаем».
94
Там же. I, 202, 252; II, 342; V, 187; VII, 230; XV, 896; Ник. III, 33–34. Густынская летопись (т. II), называя Александра