Выбрать главу

Между тем Новгород страдал от голода и мора. Народ ждал князя Михаила Всеволодовича, но он не являлся, потому что хотел прежде примириться с Ярославом, который по новгородским делам относился к нему враждебно и грозил войной. При посредстве киевского князя Владимира Рюриковича враждующие примирились в 1230 г. Но Михаил Черниговский явно нарушал мир. Вскоре по примирении он был на постригах сына в Новгороде, где по его отъезде началось возмущение вследствие вражды посадника Водовика с сыном известного посадника Твердислава; пожары и убийства были весьма часты; многие бежали от свирепого Водовика к Ярославу Всеволодовичу. Наконец, сам Водовик вместе с сыном Михаила Ростиславом выехал из Новгорода в Торжок, вероятно, потому, что прежде других узнал о примирении Михаила с Ярославом. Скоро и новгородцы узнали об этом примирении и вознегодовали на Михаила Всеволодовича: они называли его изменником, а «Ростиславу путь показаша с Торжьку к отцеви в Цернигов» и отправили послов в Переяславль просить к себе Ярослава. Водовик уехал с княжичем в Чернигов, куда стали перебираться многие новгородцы, враги Ярослава, которых Михаил, вопреки условиям примирения с Ярославом, принимал свободно. Это обстоятельство возмутило не только Ярослава, но и великого князя Юрия. Братья, вместе с племянниками Константиновичами, выступили в поход на Михаила. Юрий, впрочем, с дороги воротился, а Ярослав и Константиновичи выжгли Серенек, осаждали Масальск и много зла причинили тамошним жителям. Между тем из Чернигова новгородские враги Ярослава начали перебираться на родину; с ними пошел и трубчевский князь Святослав, который, впрочем, с дороги воротился домой, узнав, что в Новгороде дела идут совершенно не в пользу новгородских выходцев и не так, как о том они говорили. В Пскове новгородцы схватили Вячеслава, Ярославова сторонника и, кажется, бывшего новгородского посадника, били его и заковали. Между тем в самом Новгороде продолжался мятеж, потому что еще не было князя. Но вот явился Ярослав, перехватал находившихся в Новгороде псковичей и отправил их на Городище, а в Псков послал требование о выдаче его мужа. Псковичи, со своей стороны, требовали выдачи их товаров и пр. и только тогда хотели освободить Вячеслава. Ярослав прибег к обычной мере: не пускал в Псков гостей, вследствие чего наступила во всем дороговизна, и поэтому, вероятно, псковичи освободили Вячеслава. И князь отчасти выполнил требования псковичей, но мира с ними не взял. Псковичи кланялись, как передают летописи, князю, просили у него сына Федора; но Ярослав дал им шурина своего Юрия (Мстиславича), который и сел в Пскове[29].

В 1233 г. немцы начали беспокоить новгородско-псковские волости. В 1234 г. Ярослав выступил в поход; не доходя до Юрьева (Дери), цели похода, он остановился. Немцы из Юрьева и Медвежьей Головы (Оденце) выступили против русских, но потерпели поражение и примирились с Ярославом. В том же году литовцы напали на Русу, но отбиты были и стали отступать. Ярослав настиг их на Дубровне в Торопецкой волости, отнял у них 300 коней и товар. Литовцы, бросая оружие и щиты, бежали в лес[30].

В Южной Руси около того времени шла борьба между князьями из-за Киева и Галича. В 1234 г. Владимир Рюрикович Киевский вел войну с Михаилом Черниговским, но при Торческе был разбит и взят в плен. Киевский стол занял родственник и союзник Михаила, Изяслав Владимирович, князь Северский. Но в 1236 г., освободившись из плена за большой выкуп, Владимир выгнал Изяслава из Киева, но не мог удержать киевского стола за собой: по настоянию Даниила Галицкого и великого князя Владимирского он должен был уступать его Ярославу Всеволодовичу. Ярослав, оставив в Новгороде сына своего Александра, отправился в Киев с лучшими новгородскими мужами, которых, продержав там неделю и одарив, отпустил обратно в Новгород[31].

Ярославу недолго пришлось сидеть в Киеве. 4 марта 1238 г. на берегу р. Сити произошла известная битва великого князя Владимирского, Юрия Всеволодовича, с татарами, в которой он пал[32]. На свободный великокняжеский стол по старшинству должен был сесть брат Юрия, Ярослав, который и поспешил теперь из Киева (или из Новгорода) во Владимир, представлявший из себя груды развалин и трупов — следы татарского меча и огня. Первою заботой князя было очищение стольного города от трупов, которыми наполнены были не только улицы, дворы и жилища, но и самые храмы; нужно было собрать и ободрить разбежавшихся от татарского нашествия жителей. Заботясь о приведении в порядок столицы, Ярослав в то же время позаботился и о своих братьях: Святославу он дал Суздаль, а младшему, Ивану — Стародуб[33]; наконец, в следующем 1239 г. распорядился перенесением из Ростова во Владимир тела Юриева, которое встречено было духовенством и народом и — после обычных церковных песнопений — положено в храме (Успенском) Богоматери, где лежал и прах отца его, Всеволода. В том же году литовцы, вероятно пользуясь сумятицей, происходившей в Северо-Восточной Руси, начинают теснить Смоленск. Ярослав Всеволодович предпринял против них поход: победил их, пленил их князя и посадил в Смоленске Всеволода Мстиславича, сына Мстислава Романовича, бывшего великого князя Киевского[34].

вернуться

29

Там же. 191, 194, 220; III, 47–48; VII, 137; М. П. Погодина: «Иссл., замеч.» и примеч. II, 328; Карамзин III, 158. Серенек на р. Серене — ныне село Калужской губ.

вернуться

30

Там же. I, 220–221; III, 49–50; IV, 29–30, 178; VII, 138.

вернуться

31

Там же. I, 221; III, 50; IV, 30; VII, 138. Ср. примеч. 35.

вернуться

32

Юрий, между прочим, поджидал здесь братьев, Ярослава и Святослава. Последний, по Тверской летописи (368, 370), участвовал в этой битве.

вернуться

33

ПСРЛ. I, 199, 225; IV, 33–34; VII, 143–144; XV, 370 и след.; Ник. III, 4. Стародуб, по Книге большому чертежу, на Клязьме, ниже Владимира в 60 верстах и соответствует селению Кляземский городок, в 14 верстах от г. Коврова (Соловьев. III, примеч. 285). Никоновская, вопреки другим летописям, говорит, что Ярослав пришел на владимирский стол из Новгорода Великого. Впрочем, ср. следующее примечание.

вернуться

34

Там же, I, 199–200, 225; VII, 144; XV, 373; Ник. III, 5. Отец посаженного в Смоленске Всеволода имел другое имя — Борис (см. указ, к 8 томам ПСРЛ под «Всеволодом Мстиславичем» и Русско-Ливонские акты, 450). Между тем Родословная, помещенная во «Временнике» (кн. 15, с. 35 и 37), в одном перечне смоленских князей опускает его, в другом — упоминает его без отчества, помещая после Ростислава Мстиславича, который в крещении назывался Борисом, а Всеволод — Андреем. В «Истории города Смоленска» П. Никитина (М., 1848) нет даже генеалогии смоленских князей, не говоря уже о том, что, кроме Карамзина, автор часто пользуется такими пособиями, как Энц. леке., История Глинки и т. и. В 1239 г. 3 марта — как догадываются составители указателя к 8 т. ПСРЛ — умер Владимир Рюрикович Смоленский, хотя это известие и без догадок находится в одной летописи под 1230 г. (IV, 178); притом здесь сказано, что 3 марта взят Русский Переяславль, а потом уже говорится о смерти Владимира: «Того же лета Володимер умре Киевский Рюрикович». Год действительно, по сравнению с другими списками, должен быть 1239. Вообще надобно заметить, что летописные известия 1235–1238 гг. темны, противоречивы и сбивчивы: так, Ипатьевская летопись (II, 175) под 1235 г. говорит, что Ярослав Всеволодович взял Киев под Владимиром Рюриковичем; а по Густинской летописи (там же, 338), в 1236 г. Ярослав Всеволодович с большою ратью пришел к Киеву, выгнал оттуда Изяслава Мстиславича и сам сел на Киевском столе, — но в том же году выгнан оттуда Владимиром Рюриковичем. Если это так, то можно предположить, что Ярослав мог удалиться в Новгород, и в таком случае известие Никоновской летописи (см. примеч. 34) о том, что в 1238 г. Ярослав пришел во Владимир из Новгорода, надобно считать правдоподобным, тем более что одна только Воскресенская летопись говорит, что Ярослав пришел во Владимир именно из Киева (VII, 144), а после него в Киеве сел Михаил Черниговский. В Ипатьевской летописи (II, 175) под 1235 г. говорится, что Ярослав взял под Владимиром Рюриковичем Киев, но «не мога его держати иде пакы Суждалю». Татищев (III, 464) под 1235 г. говорит, что Ярослав, «пришед к Киеву, сам сел на Киеве… но, недолго держав, учинил со Изяславом договор, что ему за Владимира окуп заплатить, и Смоленск ему отдать, сам возвратился». Далее, под 1236 г. у Татищева говорится, что Изяслав послал к великому князю Юрию послов с просьбой о любви и дружбе. Упоминаемый здесь Изяслав — лицо неопределенное: С. М. Соловьев (III, 162, примеч. 264) и составители указателя к 8 томам ПСРЛ примыкают к мнению Карамзина и Арцыбашева, считающих этого Изяслава сыном Владимира Игоревича Северского; Троицкая и Густинская летописи называют его просто Мстиславичем, а Ростовская, Воскресенская и Никоновская летописи и вслед за ними Татищев считают его сыном Мстислава Ростиславича Смоленского. Надобно заметить, что Михаил и Изяслав, требуя у Даниила выдачи плененных его боярами у Каменца князей Болоховских, так выражались: «отдай нашу братью…» С. М. Соловьев (III, примеч. 268) указывает на это обстоятельство как на «единственное основание считать Изяслава Ольговичем» (т. е. сыном Владимира Игоревича). Но отсюда косвенно может вытекать и то заключение, что князья Болохонские были Ольговичи. Между тем вопрос о происхождении Болоховских князей далеко еще нельзя назвать решенным: г. Дашкевич (в своем реферате «Болоховская земля и ее значение в Русской истории. Эпизод из истории южной Руси в XIII и XIV ст.» (Киев, 1876), совершенно справедливо, по нашему мнению, доказывая, что здесь слово братья нельзя принимать в буквальном смысле, делает остроумную и, по приводимым им основаниям, кажется, верную догадку, что князья Болоховские стоят особняком, что это — князья общинные или примерно такие же, какие были в древлянской земле при Игоре и Ольге (с. 29 и след.).