— Простите, я покину вас, — сказал чиновник Роуз.
— Могу я попросить у вас о встрече — может, в вашем министерстве?
— Что вам нужно? — спросил он весьма грубо.
Роуз импровизировала:
— Врач больницы в Квадере — моя двоюродная сестра, и я слышала, что…
— Вы все правильно слышали. Ваша двоюродная сестра должна быть осторожнее в выборе друзей. У меня есть сведения из надежного источника о том, что она работает на… ну, не важно на кого именно.
— И… пожалуйста, еще одну минутку, а что там насчет кражи оборудования из недостроенной больницы?
Об этом он ничего не слышал и рассердился на своих помощников за то, что ему не доложили. И вообще все это дело было таким неприятным, он не хочет о нем думать. Он понятия не имеет, как решать проблему с больницей в Квадере.
— О чем это вы? — обернулся он к Роуз, хотя сам уже начал движение к эпицентру событий. — Если это правда, то ваша родственница будет наказана, можете не сомневаться. Сожалею, что это близкий вам человек.
И он ушел туда, где появилась блистательная Глория в алом шифоне и бриллиантовом колье. Где же Вождь? Выяснилось, что он не придет, его жена будет одна принимать гостей.
Роуз тихо покинула гостиницу и переместилась в кафе, всегда кипящее новостями и сплетнями. Там она доложила о приеме, об отсутствии Вождя, о красном шифоне Матери нации и ее бриллиантах, а также о замечании заместителя министра насчет больницы в Квадере. Среди посетителей кафе была женщина из Нигерии, приехавшая для участия в конференции «Здоровье наций». Услышав о шпионке в Квадере, она воскликнула, что с момента прибытия в Цимлию не слышит ничего, кроме криков о вездесущих шпионах, а если исходить из опыта ее страны, то шпионы и войны как нельзя кстати в тех случаях, когда в экономике что-то не ладится. Эти слова вызвали оживленную дискуссию, в которой так или иначе все принимали участие. Один человек, журналист, был арестован по подозрению в шпионаже, но потом его отпустили. Другие знали людей, которых тоже считали агентами и… Роуз поняла, что в кафе весь вечер будут говорить только о южноафриканских агентах, и выскользнула на улицу. Ее следующей остановкой стал небольшой ресторан за углом. Двое мужчин, которые незаметно для Роуз следовали за ней из кафе, в ресторане подошли к ее столику и попросили разрешения угостить женщину ужином: больше свободных мест не было. Роуз была голодна, не имела привычки отказываться от угощения, и к тому же незнакомцы ей понравились — они ее чем-то впечатлили, только трудно было уловить, чем именно. Вероятно, во всей Цимлии только она одна не признала в них с первого взгляда тайную полицию, но, с другой стороны, Британию в последний раз так давно завоевывали, что ее граждане стали несколько наивными. Роуз объяснила себе неожиданное внимание мужчин тем, что, наверное, сегодня вечером она выглядит лучше обычного. В большинстве стран мира, то есть в тех странах, где спецслужбы действуют особенно энергично, никто не стал бы и рта раскрывать в присутствии подобных крепышей. Что же касается Роуз, то она привлекла их внимание тем, что быстро и потихоньку скрылась из кафе, как только разговор зашел о шпионах.
— Интересно, известно ли вам что-нибудь о больнице при миссии в Квадере? — тем временем тараторила журналистка. — У меня там работает двоюродная сестра, она врач. Я только что говорила с заместителем министра здравоохранения, и он сказал, что ее якобы подозревают в шпионаже.
Мужчины переглянулись. Они знали про женщину-врача в Квадере, потому что ее имя было в их списках. До сих пор они не относились к ней серьезно. Ну, сами подумайте, какой вред она может принести, забравшись в такую глушь? Но если уж заместитель министра…
Эти двое совсем недавно начали служить в тайной полиции. Они получили эту работу благодаря родственным связям с министром. Разумеется, к старым кадрам предвоенных времен оба не имели никакого отношения. Обычно вновь созданные государства с восторгом меняют все правительство, но секретные службы сохраняют нетронутыми. Это можно объяснить двумя причинами: во-первых, новые правители с уважением относятся к осведомленности людей, которые совсем недавно шпионили за ними, а во-вторых, слишком уж много нежелательных секретов могут раскрыть эти осведомленные люди, если лишить их работы. Двум же собеседникам Роуз еще только предстояло заслужить себе имя, и они очень хотели произвести на начальство впечатление.
— А вы не знаете, из Цимлии кого-нибудь депортировали за шпионскую деятельность? — спросила Роуз.
— О да, таких случаев много.
Это было неправдой, но уж очень хотелось новоиспеченным полицейским почувствовать свою принадлежность к строгой и эффективной системе.
— Да что вы! — воскликнула Роуз, почуяв тему.
— Например, одного из них звали Матабеле Смит.
Второй уточнил:
— Матабеле Босман Смит.
Однажды вечером в том кафе, в которое заглядывала только что Роуз, несколько журналистов подшучивали над слухами про шпионов и выдумали персонаж, наделенный всеми возможными неприятными — для правительства — качествами. Этот персонаж был южноафриканцем, часто посещающим Цимлию с деловыми командировками, и ему приписали попытку взорвать угольную шахту в Хванге, Дом правительства, новый стадион и аэропорт. Несколько вечеров подряд он развлекал кафе, но потом шутка устарела, и понемногу про Матабеле Смита забыли, но его имя к тому времени уже оказалось в досье полиции. Однако сколько бы тайные агенты, посещавшие кафе, ни вслушивались, они так и не смогли разузнать про этого Смита ничего конкретного.
— Значит, его выслали из страны? — спросила Роуз.
Агенты помолчали, снова переглянулись, потом один из них сказал:
— Да, его выслали.
И другой:
— Мы депортировали его обратно в Южную Африку.
На следующий день Роуз закончила свою статью о Сильвии такими словами: «Про Сильвию Леннокс также известно, что она была близким другом Матабеле Босмана Смита, которого депортировали из Цимлии как южноафриканского шпиона».
Общий стиль и агрессивный тон статьи вполне соответствовали требованиям газет, которые Роуз использовала для обнародования своих опусов в Британии, но она решила все же сначала показать заметку Биллу Кейзу и потом Фрэнку Дидди. Оба они знали, кем был на самом деле депортированный шпион, но Роуз ничего говорить не стали. Она им не нравилась и уже давно исчерпала запас их гостеприимства, к тому же обоих позабавило, что знаменитый Смит получил новую жизнь, подарив, таким образом, пару веселых вечеров завсегдатаям кафе.
Статью напечатали в «Пост», но ее трудно было заметить и выделить среди множества аналогичных творений. Тогда Роуз послала ее в «Уорлд скандалс», и вот так заметка попала к Колину — по неписаному правилу, которое гласит, что все неприятное, что печатается о тебе в газетах, так или иначе найдет тебя. Скорее всего, вырезку пришлет какой-нибудь доброжелатель. Колин тут же через суд обязал газету выплатить приличную компенсацию и принести извинения, но, как всегда бывает в подобных случаях, опровержение было напечатано мелким шрифтом в нижнем углу, где его почти никто и не заметил. Вновь Юлию назвали нацисткой. Ну, а предположение, будто Сильвия шпионит в пользу Южной Африки, было настолько смехотворным, что Колин только покачал головой.
Отец Макгвайр прочитал статью в «Пост», но Сильвии ее не показал. А господин Мандизи приложил вырезку к документам, касающимся миссии Святого Луки.
Случилось то, чего Сильвия боялась все те годы, что прожила в миссии. Зебедей и Умник принесли на руках из деревни девочку с острым аппендицитом. Машину в тот день забрал отец Макгвайр, поехавший навещать знакомого. Дозвониться до Пайнов Сильвия не сумела: не было связи то ли в миссии, то ли на ферме Пайнов. Девочка нуждалась в срочной операции. Сильвия часто воображала нечто вроде этого и заранее определила для себя, что оперировать не будет. Она не имела права. Простые (и успешные) операции — да, это могло сойти ей с рук, но более или менее серьезные случаи да еще с риском летального исхода, нет, на нее тут же набросятся все чиновники от Квадере до Сенги.