– Добрый день, Калдрен, – сказал Пауэрс молодому человеку. – Всё следите за мной?
Калдрен кивнул.
– Большую часть времени, доктор. – Он смерил Пауэрса проницательным взглядом. – Хотя в последнее время мы вас видим нечасто. Андерсон сказал, что вы уволились, и мы заметили, что ваша лаборатория закрыта.
Пауэрс пожал плечами.
– Я почувствовал, что мне нужен отдых. Сами понимаете, требуется очень многое переосмыслить.
Калдрен полунасмешливо нахмурился.
– Очень жаль, доктор. Но не позволяйте этим вре́менным неурядицам вас огорчать. – Он заметил, что его спутница с интересом смотрит на Пауэрса. – Кома – ваша поклонница. Я дал ей ваши статьи из «Американского психиатрического журнала», и она прочитала все до единой.
Девушка приятно улыбнулась Пауэрсу, на мгновение разогнав враждебность между двумя мужчинами. Когда тот кивнул ей, она перегнулась через Калдрена и сказала:
– Кстати, я только что дочитала автобиографию Ногути – великого японского врача, открывшего спирохету. Вы мне чем-то его напоминаете – во всех пациентах, с которыми вы работали, очень много от вас самого.
Пауэрс тускло улыбнулся ей, а потом невольно встретился глазами с Калдреном. Какое-то время они мрачно глядели друг на друга, и щека Калдрена начала раздражающе подергиваться. Он напряг мышцы лица и через несколько секунд сумел побороть тик, явно недовольный тем, что Пауэрс стал свидетелем этого краткого позора.
– Как прошел сегодняшний визит в клинику? – спросил Пауэрс. – У вас снова были… головные боли?
Калдрен стиснул зубы, взгляд его неожиданно сделался раздраженным.
– Кто мой лечащий врач, доктор? Вы или Андерсон? Разве вы вправе теперь задавать мне такие вопросы?
Пауэрс недовольно взмахнул рукой.
– Наверное, нет.
Он прочистил горло; жара вызывала отток крови от головы, и Пауэрса одолевали усталость и желание убраться подальше от этих двоих. Он повернулся к своей машине, но сообразил, что Калдрен, скорее всего, увяжется следом и либо попытается вытеснить его в кювет, либо выедет вперед, заставив Пауэрса тащиться в пыли из-под его колес всю дорогу до озера. Калдрен был способен на любое безумие.
– Ну ладно, мне еще нужно тут кое-что забрать, – сказал Пауэрс, а потом добавил более уверенным тоном: – Но вы свяжитесь со мной, если Андерсон вдруг будет недоступен.
Он помахал им и пошел дальше мимо шеренги машин. В отражениях их стекол было видно, что Калдрен оглянулся и внимательно за ним следит.
Пауэрс вошел в неврологическое крыло, благодарно остановился в прохладном вестибюле, кивнул паре медсестер и вооруженному охраннику за стойкой регистратуры. Почему-то безнадежные больные, спавшие в соседнем корпусе, привлекали орды зевак, в основном психов с какими-нибудь волшебными средствами от наркомы или просто любопытствующих бездельников, однако хватало и самых обычных людей, многие из которых преодолевали тысячи миль, устремлялись к Клинике, ведомые каким-то странным инстинктом, точно животные, мигрирующие на рекламный показ кладбищ их биологического вида.
Пауэрс заглянул в кабинет завхоза, выходивший окнами на площадку для отдыха, взял ключ и направился мимо теннисных кортов и гимнастических брусьев к закрытому бассейну на ее дальней стороне. Войдя, он запер за собой дверь и, минуя облезающие деревянные трибуны, подошел к глубокому концу бассейна.
Поставив ногу на подкидную доску, он взглянул на идеограмму Уитби. Ее скрывали мокрые листья и обрывки бумаги, но очертания можно было различить. Она занимала почти все дно бассейна и на первый взгляд, казалось, изображала огромный солнечный диск, из центра которого выходили четыре луча-ромба, – примитивная юнгианская мандала[39].
Гадая, что заставило Уитби создать перед смертью этот узор, Пауэрс заметил, как что-то шевелится в мусоре рядом с центром диска. Черное животное с шипастым панцирем, длиной около фута, копошилось в грязи, приподнимаясь на усталых лапах. Панцирь был ярко выраженным и отдаленно напоминал доспех броненосца. Достигнув края диска, животное остановилось и замерло, а потом медленно отступило обратно в центр – оно явно не желало или не могло пересечь узкую канавку.
Пауэрс огляделся, зашел в одну из раздевалок и снял с ржавых креплений маленький деревянный шкафчик для одежды. Зажав его под мышкой, он спустился по хромированной лестнице в бассейн и по склизкому полу осторожно приблизился к животному. Оно подалось вбок, пытаясь сбежать, но Пауэрс с легкостью его поймал, затолкав в шкафчик с помощью дверцы.
Животное было тяжелым, как минимум не легче кирпича. Пауэрс постучал кулаком по его массивному черному, как маслина, панцирю, отметил треугольную бородавчатую голову, высовывающуюся из-под него, подобно голове черепахи, и толстые подушечки под первыми пальцами пятипалых передних лап.
39
Основоположник аналитической психологии Карл Густав Юнг (1875–1961) трактовал мандалу как архетипический символ человеческого совершенства, сейчас она используется в психотерапии в качестве средства достижения полноты понимания собственного «я». –