Они вернулись к столу Пауэрса. Он поставил турку на бунзеновскую горелку и пододвинул Коме стул. Потом открыл ящик, достал из него бронированную лягушку и усадил на промокашку.
– Узнаете? Это подруга вашего детства – обыкновенная лягушка. Соорудившая для себя довольно прочное бомбоубежище. – Пауэрс отнес лягушку к раковине, открыл кран и пустил тонкую струйку играть на ее панцире. Вытер руки о рубашку и вернулся к столу.
Кома смахнула волосы со лба и посмотрела на него с любопытством.
– Так в чем секрет?
Пауэрс зажег сигарету.
– Нет никакого секрета. Тератологи[42] выводят чудовищ уже много лет. Слышали когда-нибудь о «тихой паре»?
Она покачала головой.
Какое-то время Пауэрс задумчиво разглядывал сигарету, наслаждаясь удовольствием, которое всегда дарила ему первая затяжка дня.
– Так называемая тихая пара – одна из старейших загадок современной генетики, кажущаяся неразрешимой тайна двух неактивных генов, которые возникают в малом проценте всех живых организмов и, похоже, не оказывают никакого влияния на их строение или развитие. Биологи давно пытались их активировать, но сложность состояла отчасти в том, чтобы идентифицировать тихие гены в оплодотворенных репродуктивных клетках родителей, этими генами обладающих, а отчасти – в том, чтобы сфокусировать достаточно узкий рентгеновский луч, который не навредит остальной хромосоме. Однако после примерно десяти лет работы доктор Уитби сумел создать методику полного облучения тела, основываясь на своих наблюдениях за радиобиологическим ущербом на атолле Эниветок.
Пауэрс помолчал.
– Он заметил, что биологический ущерб – то есть перенос энергии – после испытаний оказался сильнее, чем должно быть при прямом облучении. Выяснилось, что белковые решетки в генах накапливают энергию точно так же, как любая вибрирующая мембрана, когда резонирует, – вы, должно быть, помните историю о мосте, обрушившемся, когда по нему в ногу маршировали солдаты, – и Уитби пришло в голову, что если у него получится сперва выявить критическую частоту резонанса решеток в любом отдельно взятом тихом гене, то он сможет облучить весь организм целиком, а не только его репродуктивные клетки, с помощью слабого поля, которое будет воздействовать исключительно на тихий ген, не повреждая остальные части хромосомы, решетки которых критически резонируют на других частотах. – Пауэрс обвел лабораторию сигаретой. – Некоторые плоды этой методики «резонаторного переноса» вы видите перед собой.
Кома кивнула:
– У них активированы тихие гены?
– Да, у всех. Это лишь некоторые из тысяч особей, побывавших здесь, и, как вы видели, результаты весьма впечатляющи.
Он потянулся к шторе и задернул ее. Они сидели у самой стены купола, и светившее все ярче солнце начинало его раздражать.
В относительной темноте Кома заметила стробоскоп, медленно моргающий в одном из резервуаров на краю стоящего за ее спиной стола. Она встала, подошла поближе и увидела высокий подсолнух с утолщенным стеблем и заметно увеличенным цветоложем. Цветок был окружен – так, что виднелась лишь его головка, – трубой, сложенной из серовато-белых камней, плотно скрепленных цементом, и подписанной: «Мел, меловой период: 60 000 000 лет».
Рядом на столе высились еще три трубы, обозначенные: «Песчаник, девонский период: 290 000 000 лет», «Асфальт: 20 лет» и «Поливинилхлорид: 6 месяцев».
– Видите эти белые влажные круги на чашелистиках? – указал Пауэрс. – Они каким-то образом регулируют метаболизм растения. Оно буквально видит время. Чем старше окружение, тем медленнее метаболизм. В асфальтовой трубе оно завершит свой годовой цикл за неделю, в трубе из ПВХ – за пару часов.
– Видит время, – пораженно повторила Кома. Она посмотрела на Пауэрса, задумчиво покусывая нижнюю губу. – Поразительно. Это создания будущего, доктор?
– Не знаю, – признался Пауэрс. – Но, если это так, их мир будет чудовищным, сюрреалистическим.
III
Он вернулся к столу, достал из ящика две чашки, разлил по ним кофе и выключил горелку.
– Некоторые предполагали, что организмы, обладающие тихой парой генов, – это предвестники масштабного эволюционного скачка, что эти гены – своего рода шифр, божественное послание, которое мы, примитивные организмы, передаем своим более развитым потомкам. Не исключено, что это и правда так, – быть может, мы взломали шифр слишком рано.
– Почему вы так думаете?
– Видите ли, как можно заключить по самоубийству Уитби, проводившиеся в этой лаборатории эксперименты закончились довольно невесело. Все без исключения облученные нами организмы вошли в финальную фазу совершенно хаотичного роста, приобретя десятки специализированных органов чувств, назначения которых мы так и не поняли. Результаты катастрофичны: актиния в конце концов попросту взорвется, дрозофилы пожрут друг друга и так далее. Наступит ли вообще будущее, семена которого скрыты в этих растениях и животных, или же мы просто экстраполируем – не знаю. Но иногда мне кажется, будто эти новые органы чувств – лишь пародия на то, что должно возникнуть на самом деле. Особи, которых вы видели сегодня, находятся на ранних стадиях своих вторичных циклов развития. Позже они начнут выглядеть по-настоящему жутко.
42