Пауэрс невольно замедлил ход машины и, отвернувшись от склона холма, ощутил, как навстречу первой волне времени поднимается вторая. Эта картина была шире, но не с такой глубокой перспективой, и исходила от широкого круга соляного озера, разбиваясь о древние известняковые утесы, как мелкие барашки о крутой мыс.
Закрыв глаза, Пауэрс откинулся на спинку сиденья и повел машину между двумя временны́ми фронтами, чувствуя, как образы сгущаются и крепнут у него в голове. Невероятный возраст земли, неслышный хор голосов, исходивших от озера и от белых холмов, словно уносили его назад во времени, по бесконечным коридорам к первым шагам мира.
Он свернул на дорогу, ведущую к полигону. Вздымавшиеся по обе стороны отвесные склоны излучали и отражали грандиозные и непостижимые временны́е поля, будто два огромных магнита с противоположной полярностью. Когда Пауэрс наконец выехал на ровную поверхность озера, ему показалось, что он ощущает каждую отдельную песчинку, каждый соляной кристалл, взывающие к нему из окружающего кольца холмов.
Он остановил машину рядом с мандалой и медленно подошел к внешнему бетонному кольцу, уходящему в тень. Над собой он слышал звезды, миллион космических голосов, заполнявших небо от горизонта до горизонта, – истинный полог времени. Подобно соревнующимся радиомаякам они метали свои пересекающиеся под бессчетными углами лучи из самых дальних уголков космоса. Пауэрс видел тускло-красный диск Сириуса, слышал его древний голос, существовавший невообразимые миллионы лет, – но его затмевала огромная спиральная туманность Андромеды, гигантская карусель исчезнувших вселенных, чьи голоса были почти так же стары, как сам космос. Небо казалось Пауэрсу бесконечным столпотворением, временны́е песни тысячи галактик наслаивались друг на друга в его сознании. Медленно продвигаясь к центру мандалы, он задрал голову к искрящейся полосе Млечного Пути, вглядываясь в хаос перекрикивающих друг друга туманностей и созвездий.
Ступив во внутренний круг мандалы в нескольких ярдах от центральной платформы, он осознал, что шум начинает стихать, что один-единственный сильный голос заглушает все остальные. Пауэрс взобрался на платформу, поднял глаза к темному небу, глядя через созвездия на островки еще более далеких галактик, слыша тонкие допотопные голоса, говорящие с ним через тысячелетия. Он нащупал в карманах бумажные ленты, повернулся, отыскивая далекую диадему Гончих Псов, и услышал, как могучий голос созвездия нарастает у него в голове.
Словно бесконечная река, такая широкая, что берега ее скрывались за горизонтом, он стремился к Пауэрсу, этот необъятный поток времени, разлившийся так широко, что заполнил собой небо и Вселенную, затопил все, что в них содержалось. Он был медленным, величественный ход его был почти незаметен, и Пауэрс знал, что исток его – это исток самого космоса. Когда время настигло Пауэрса, тот ощутил его непреодолимое магнетическое притяжение, позволил ему подхватить себя, бережно унести на своей мощной спине. Поток тихо укачивал его, и он медленно поворачивался по направлению течения. Окружавшие его очертания холмов и озера стерлись, но мандала, точно космические часы, так и висела у него перед глазами, освещая широкую поверхность потока. Не отрывая от нее взгляда, он чувствовал, как плоть его постепенно растворяется, как его физическое тело сливается с бескрайней непрерывностью течения, увлекающего его к центру великого канала, дальше и дальше, прочь от надежды к покою по ширящимся извивам реки вечности.
Тени уже выцветали, втягиваясь в склоны холмов, когда Калдрен вышел из машины и неуверенно приблизился к бетонному краю внешнего кольца. В пятидесяти ярдах от него, в центре, Кома стояла на коленях рядом с телом Пауэрса, прижимая к его лицу свои маленькие ладони. Порыв ветра потревожил песок и, высвободив кусок ленты, принес его к ногам Калдрена. Тот наклонился, подобрал ленту, осторожно скатал и положил в карман. Утренний воздух был холодным, и Калдрен поднял воротник куртки, бесстрастно наблюдая за Комой.
– Уже шесть часов, – сказал он через несколько минут. – Я поеду и вызову полицию. А ты оставайся с ним. – Он помолчал и добавил: – Не позволяй им сломать часы.
Кома повернулась к нему.
– А ты разве не вернешься?
– Не знаю. – Калдрен кивнул ей, развернулся на каблуках и направился к машине.
Он выехал на огибавшую озеро дорогу и пятью минутами позже припарковался на подъездной дорожке лаборатории Уитби.