– Молоко и яйца, – мягко поправила его Хетти.
– Ну молоко и яйца, ладно. Но уже хватит играть в игрушки. Мы должны узнать, что вызвало этот взрыв, а вы, мистер Калпеппер и мистер Хэтфилд, – он кивнул сидящим рядом с Хетти Джонни и Барни, – единственные, кто знает правду.
– Я уже вам все сказала, – повторила Хетти. Джонни скрыл ухмылку.
– Послушайте, миссис Томпсон, – громко и с плохо скрываемым раздражением сказал доктор Петерсон, – вы создали и привели в действие взрывную силу, рядом с которой все эксперименты, проводившиеся нами на Френчмен-Флэт за последние четыре года, кажутся мелочью. Сила вашего взрывчатого вещества была явно выше, чем у атомного взрывного устройства солидных размеров, и лишь наши – и русские – тихоокеанские испытания были масштабнее. И тем не менее в пределах получаса – сорока пяти минут после взрыва не было зафиксировано ни заражения грунта, ни изменения радиационного фона нижних слоев атмосферы, нет никаких данных о загрязнении верхних слоев атмосферы или выпадении радиоактивных осадков в радиусе тысячи миль.
Миссис Томпсон, я взываю к вашему патриотизму! Ваше изобретение нужно вашим друзьям, вашей стране, свободным людям всего мира!
У Хетти расширились глаза, а затем черты ее лица сложились в маску твердой решимости. Оттолкнув стул, она встала во весь рост, выпрямила спину и гордо подняла голову. Сейчас она каждым дюймом своим была истинным пионером Запада.
– Я об этом не подумала, – серьезно произнесла она. – Клянусь, если моей стране так нужно, то моя страна все получит.
Эксперты в предвкушении подались вперед.
– Можете забирать Салли Кловердейл Марафон Третью, и мне не нужно за нее ни единого цента. Кур тоже можете забирать.
Наступило напряженное молчание, а затем майор подавился кофе, который успел набрать в рот; у человека из службы безопасности покраснело лицо, а у доктора Петерсона челюсть чуть не ударилась в грудь. Джонни, не в состоянии сдержать взрыв хохота, рванулся на заднее крыльцо и там сложился пополам.
Дверь кухни хлопнула, и доктор Петерсон тяжелыми шагами вышел на крыльцо, плотно сжимая зубами трубку. Его лицо потемнело от гнева и досады. Он не удостоил взгляда Джонни, стоящего у перил и вытиравшего слезы с глаз. Калпеппер пришел в себя и обратился к разгневанному физику:
– Доктор Петерсон, вы человек науки, а ученый должен быть готов принять факт и, осознав его, по возможности определить стоящие за ним причины. Разве нет?
– Значит, так, – Петерсон сердито развернулся к Джонни, – я уже получил все, что намеревался, от вас, уважаемые, с вашей идиотской историей. И я больше не намерен…
Джонни взял своего старшего собеседника под локоть и вежливо, но твердо повел с крыльца к хлеву.
– А я, доктор Петерсон, не намерен ни подвергать сомнению ваш интеллект, ни пытаться объяснить, что здесь произошло. Но я намерен продемонстрировать, что мы знаем.
В свете ярких прожекторов группа солдат протягивала телефонные провода от охраняемых главных ворот через двор к фермерскому дому. За новым забором из колючей проволоки возникло оживление, все придвинулись ближе, и тогда какой-то остроглазый газетчик заметил Джонни и ученого. Двое мужчин оставили без внимания выкрики, умоляющие о свежей информации, и вошли в покосившийся хлев. Джонни включил свет.
Мычание двух призовых гернзейских коров в стойлах справа от двери сменилось громкими жалобными стонами. Каждая из них явно страдала от распухшего, недоенного вымени.
– Увидеть – значит поверить, так, док? – спросил Джонни, указывая на коров.
– Увидеть что? – резко переспросил Петерсон.
– Я не сомневался, что нам придется предлагать какое-то серьезное объяснение, когда вы все тут начнете хозяйничать, и, конечно, ни на секунду вас не виню. Хетти устроила там неслабый бабах.
– И не говорите, – тревожно пробормотал доктор Петерсон, – не то слово.
– Итак, – продолжал Джонни, – я специально не подоил этих коров, дабы вы сами убедились, что мы не лжем. Да и должен заметить, у меня нет ни малейшего представления, почему это происходит, но, по крайней мере, я покажу вам, что происходит.
Он взял с полки у двери пару молочных ведер и подошел к стойлам. Петерсон шел за ним следом.
– Вот эта, – Джонни указал на более крупную корову, – Квини. У нее молоко настолько высокопробное, насколько можно ожидать от представителя чемпионской молочной линии. А эта, – он похлопал по боку вторую корову, – Салли Кловердейл Марафон Третья. Она молодая и до сих пор давала неплохое молоко, но не отличалась ни надоем, ни выдающимся качеством продукта. Она той же линии, что и Квини. Салли после своего первого теленка была сухостойна, мы ее снова осеменили, и в среду она отелилась. Но только дает она с тех пор не молоко. Смотрите!