Хелен научилась проницательно наблюдать за людьми, когда ее мать хваталась то за одного фанатика, то за другого; Хелен отлично знала, что люди носят с собой тайные биографии, написанные на мышцах лиц, и что прохожий на улице рассказывает нам (хочет он этого или нет) все свои сокровеннейшие тайны. Если всмотреться как следует при верном освещении, мы узнаем, страх, надежда или веселье ведут отсчет часам в его днях, разгадаем источники и итог его самых секретных чувственных наслаждений, уловим смутные, но непреходящие отражения тех других, кто в свой черед оставил на нем следы своей индивидуальности.
Все этого мистер Уже-не-седой был лишен: у него имелся возраст, но без стигматов возраста; он был взрослым, но без стандартных отметин взрослости; в его жизни не было жизни – в эпоху и в мире, где люди в основном оставались молодыми, живя слишком бурно.
Он был самой большой противоположностью матери из всех, кого Хелен встречала, и укол безадресной тревоги поведал ей, что этот мужчина очень важен для ее будущей жизни, желает она того или нет. Она видела в нем молодого холостяка, преждевременно постаревшего, человека, что отдал любовь пустоте и ужасу, а не ощутимым наградам и разочарованиям человеческой жизни. Весь космос стал его возлюбленной – и космос использовал его по полной. Все еще молодой, он был стар; уже старый, он был молод.
Она знала, что еще не встречала подобного сочетания, и подозревала, что никто и никогда не встречал. В самом начале жизни моряк познал скорбь, жалость и мудрость, которые большинство находят лишь в самом конце.
Он нарушил молчание первым.
– Вы сказали, если я верно расслышал, что решили стать морячкой?
Ответ прозвучал глупо и по-детски даже для нее самой:
– Я первая женщина, удовлетворяющая необходимым критериям в плане научных знаний и при этом достаточно молодая для физических…
– Вы, наверное, необычная девушка, – мягко сказал он.
Хелен осознала – с восторгом, с настоящей горько-сладкой надеждой, – что этот молодой старик со звезд знать не знает об «идеальном ребенке», над которым смеялись с момента рождения, о девочке, отцом которой стала вся Америка, о знаменитости, необычной и одинокой, столь ужасно одинокой, что она не могла вообразить, каково это – быть обыкновенной, счастливой, нормальной или простой.
Про себя она подумала: «Кто, кроме мудрого урода, ходящего под парусом от звезды к звезде, может обо мне не знать?» – а вслух сказала просто:
– Говорить о необычности ни к чему. Я устала от этой Земли, и поскольку мне не нужно умирать, чтобы ее покинуть, думаю, я хотела бы ходить к звездам. Потеряю я куда меньше, чем вы можете думать…
Она начала было рассказывать ему о Моне Маггеридж, но вовремя остановилась.
На нее смотрели сострадательные серые глаза, и теперь уже он, а не она, контролировал ситуацию. Она взглянула на сами эти глаза. Они не закрывались сорок лет во мраке, почти в кромешной тьме крохотной рубки. Тусклые приборы пылающими звездами обрушивались на уставшую сетчатку прежде, чем он успевал отвести взгляд. Время от времени он смотрел в черное ничто и видел контуры своих приборов, почти-тьму против тьмы тотальной; они растягивались на мили, всасывали саму световую тягу и ускоряли его и его замороженный груз до почти неизмеримых скоростей в океане бездонного молчания. И все же она хотела сделать то, что уже сделал он.
Серые глаза перестали смотреть пристально; губы сложились в улыбку. В контексте молодого-старого лица, мужского по структуре, женского по текстуре, улыбка подразумевала грандиозную доброту. Хелен окончательно готова была разрыдаться, когда увидела, что он улыбается ей столь особенным образом. Вот, значит, чему учатся люди между звезд? Заботиться по-настоящему о других, объявляться внезапно, только чтобы обнаруживать любовь, а не пожирать добычу?
Он сдержанно сказал:
– Я вам верю. Вы первая, кому я поверил. Все эти люди говорили, что тоже хотят быть моряками, даже когда смотрели на меня. Им было невдомек, что это значит, но они все равно это говорили, и за такие слова я их возненавидел. Но вы – вы совсем другая. Возможно, вы отправитесь к звездам, но я надеюсь, что этого не произойдет.