В последний момент она подумала: «Возможно, эти дураки предполагали, что я выстрелю в окно. Оружие как пить дать спроектировано так, чтобы стрелять в окно, не повреждая его. Наверняка они это продумали».
Она размышляла так неделю или две.
Перед тем как выстрелить, она повернулась – рядом с ней стоял ее моряк, моряк со звезд, мистер Уже-не-седой. Он сказал:
– Так это не сработает.
Он был таким же, как в Новом Мадриде, – простым и элегантным. Из него не торчали трубки, он не дрожал, она видела, что его грудь вздымается и опадает нормальным образом, как если бы он делал вдох раз в час. Одна часть ее сознания понимала, что он – галлюцинация. Другая верила, что он настоящий. Хелен сошла с ума – и была более чем счастлива сойти с ума именно теперь, и разрешила галлюцинации дать ей совет. Она перенастроила оружие на выстрел сквозь стену рубки, и оружие выпустило слабый заряд в ремонтный механизм снаружи, за перекошенным неподвижным парусом.
Фокус со слабым зарядом удался. Возникла интерференция за пределами любых технических прогнозов. Оружие прочистило затор, причину которого не удастся установить никогда, и высвободило сервороботов, что набросились на свои задания, как семейство обезумевших муравьев. Роботы вновь функционировали. У них имелась встроенная защита от мелких космических неприятностей. Все они суетились и прыгали туда-сюда.
В близком к религиозному потрясении Хелен увидела, как необъятные паруса наполняются звездным светом. Фок и грот встали на свои места. Последовал краткий момент ускорения, и она мимолетно ощутила свой вес. «Душа» вновь легла на курс.
10
– Девушка, – сказали ему на Новой Земле. – Это девушка. Ей, наверное, было где-то восемнадцать.
Мистер Уже-не-седой не верил.
Но он поехал в больницу и там, в больнице, увидел Хелен Америку.
– Вот и я, моряк, – сказала она. – Я тоже ходила под парусами. – Ее лицо – белее мела – принадлежало девушке лет двадцати. Ее тело было телом хорошо сохранившейся шестидесятилетней женщины.
Что до него, он не изменился, потому что вернулся домой в капсуле.
Он смотрел на нее. Его глаза сузились, и роли вдруг поменялись, и вот уже он стоит, коленопреклоненный, у ее постели и орошает слезами ее руки.
Он залепетал не слишком связно:
– Я бежал от тебя, потому что так тебя любил. Я вернулся сюда, куда ты бы за мной никогда не полетела, а если бы и полетела, ты по-прежнему была бы молодой женщиной, а я по-прежнему был бы слишком старым… Но ты привела сюда «Душу» – и ты меня хотела.
Медсестра Новой Земли не знала, какие правила следует применять к морякам со звезд. Она очень тихо вышла из палаты, улыбаясь от нежности и человеческой жалости к любви, которую увидела. Однако, будучи практичной женщиной, она не могла не извлечь выгоду из ситуации. Она позвонила другу, сотруднику новостной службы, и сказала:
– Кажется, у нас тут величайшая любовь всех времен. Если ты сейчас же приедешь, станешь первым, кто узнает о Хелен Америке и мистере Уже-не-седом. Они только повстречались. Думаю, они где-то друг друга уже видели. Они только повстречались, и это любовь.
Медсестра не знала, что они уже отреклись от любви на Земле. Медсестра не знала, что Хелен Америка отправилась в одиночное путешествие с холодной решимостью добраться до цели, и медсестра не знала, что безумный образ мистера Уже-не-седого, который и сам был моряком, стоял рядом с Хелен двадцать лет, взявшись ниоткуда в пучине и темноте пространства между звездами.
11
Маленькая девочка выросла, вышла замуж и родила свою маленькую девочку. Мать не менялась, а вот шпильтьер стал очень-очень старым. Он исчерпал все свои чудесные трюки адаптивности и уже несколько лет как застыл в роли желтоволосой голубоглазой куклы. Из сентиментального чувства гармонии вещей мать одевала шпильтьера в ярко-голубой джемпер и такие же штанишки. Зверек мягко крался по полу на крошечных человеческих ручках, используя вместо задних лап коленки. Псевдочеловеческое личико слепо поднимало глазки и пищало, прося молока.
Молодая мать сказала:
– Мама, тебе надо избавиться от этой штуки. Она вконец испортилась и на фоне твоей красивой старинной мебели выглядит кошмарно.
– Я думала, ты его любишь, – сказала женщина постарше.
– Конечно, – сказала дочь. – Он был милый, когда я была ребенком. Но я давно не ребенок, а эта штука не работает.