Вы наверняка знаете, что в Индии есть храмы, покрытые изысканными резными изображениями того рода, который у нас на Западе едва ли ассоциируется с религией. Сказать, что они откровенны, – смехотворное преуменьшение; фантазия перед ними пасует – любая фантазия. И все-таки это самые настоящие произведения искусства. Вот так и с фильмом Хартфорда.
Снят он был, если вам любопытно, в храме Солнца в Конараке. «Добираться было трудновато, – заметил Хартфорд, – но оно того решительно стоило». Позже я узнал, что это на побережье Ориссы[29], в 25 милях к северо-востоку от Пури. Справочники говорят об этом храме обиняками, некоторые извиняются за «очевидную» невозможность поместить иллюстрации, однако «Индийская архитектура» Перси Брауна в выражениях не стесняется. Тамошняя резная скульптура, сообщает Браун чопорно, носит «бесстыдно эротический характер, не имеющий параллелей в мировой архитектуре». Смелое утверждение, но после просмотра фильма я склонен ему верить.
Операторская работа и монтаж были блестящими, древние камни оживали в блуждающем объективе. Умопомрачительные замедленные съемки – восходящее солнце преследует тени тел, переплетенных в экстазе; внезапные эпатирующие крупные планы, которые разум поначалу отказывается распознавать; размытые кадры, скользящие по камню, преображенному рукой мастера во всевозможные фантазии и аберрации любви; неугомонное масштабирование и панорамирование, цель которых ускользает от глаз, пока изображение не застывает узорами безвременной страсти, вечного удовлетворения. Музыка – главным образом ударные плюс тонкий, высокий мотив струнного инструмента, который я не узнал, – идеально соответствует темпу монтажа. То она томно замедляется, как вступление к «Послеполуденному отдыху» Дебюсси[30]; то барабаны резко грохочут в бурной почти нескончаемой кульминации. Искусство древних ваятелей и умения современного оператора сочетались через века, создавая поэму восторга, оргазм в целлулоиде, и я готов биться об заклад – такие кадры тронут любого.
Когда экран залился светом и сладострастная музыка сошла на нет в истоме, надолго воцарилась тишина.
– Боже мой! – сказал я, частично восстановив присутствие духа. – Вы будете это транслировать?
Хартфорд засмеялся.
– Поверьте мне, – ответил он, – это еще цветочки; единственный, так уж получилось, фильм, который я могу возить с собой без риска. Мы в любую секунду готовы защитить его: великолепное искусство, исторический интерес, религиозная толерантность – о, мы продумали все нюансы. Но на деле это неважно – никто нас не остановит. Впервые в истории любая форма цензуры стала совершенно невозможной. Она нереализуема в принципе; потребитель получает что хочет прямо у себя дома. Запри дверь, переключи телевизор на наш… наш, простите меня, небесный канал – и расслабься. Друзья и родные никогда не узнают.
– Очень неглупо, – сказал я, – но не кажется ли вам, что такое меню вскоре приестся?
– Конечно, разнообразие придает жизни вкус. У нас немало обычных развлекательных передач – будьте покойны, я об этом позабочусь. Периодически будут и новостные программы – ненавижу слово «пропаганда», – чтобы рассказывать отлученной от правды американской публике, что происходит в мире на самом деле. Наши особые передачи – всего лишь приманка.
– Можно чуть проветрить? – спросил я. – Тут довольно душно.
Хартфорд отдернул штору, и в комнату вернулся солнечный свет. Внизу изгибалась длинная полоса пляжа: под пальмами лежали в ряд рыбацкие лодки с балансирами, распадались пеной мелкие волны, устало катившие сюда из Африки. Мало есть на свете видов прекраснее этого, но сейчас я не мог на нем сосредоточиться. Перед глазами плыли извивающиеся каменные руки и ноги, лица, на которых застыла страсть, не утоленная веками.
Вкрадчивый голос за моей спиной не унимался:
– Вы бы удивились, узнав, каким мы обладаем материалом. Не забывайте, у нас нет никаких табу, вообще. Что можно снять, то можно и транслировать.
Хартфорд подошел к столу и взял тяжелую, явно не раз читанную книгу.
– Это уже давно моя Библия, – сказал он, – ну или, если хотите, мой «Сирс, Робак»[31]. Без нее я бы не продал программу спонсорам. Они истово верят в науку и проглотили весь текст до последней десятичной запятой. Узнаёте?
Я кивнул; куда бы меня ни приглашали, я неизменно отслеживаю литературные вкусы хозяина.
– Доктор Кинси, я полагаю.
– Думаю, я единственный, кто прочел его от корки до корки, а не только просмотрел важнейшую статистику. Это, видите ли, беспрецедентное маркетинговое исследование данной конкретной сферы. Пока не появится что-то получше, мы отработаем его от и до. Оно сообщает нам, чего хочет клиент, и мы готовы удовлетворить спрос.
30
Имеется в виду симфоническая прелюдия «Послеполуденный отдых фавна» (1894) французского композитора Клода Дебюсси.
31
Sears, Roebuck and Co. – популярный торговый каталог, издающийся под разными названиями с 1888 года.