Не теряя времени, он направился прямо к Уолтерсу.
Для начала его внимательно осмотрели с головы до ног. Вид у Уолтерса был взвинченный. Он взял сигару из коробки на столе и засунул в рот незажженной.
– Полночи я говорил себе, что не все можно потребовать от человека за деньги. Но мы должны были это сделать. С тобой все в порядке?
– На данный момент.
– У меня в соседнем кабинете врачи и медицинские техники. Ты хочешь повидаться с ними сразу или попозже?
– Сразу.
Битый час совершенно голый Джим вставал, ложился, смотрел на яркий свет, морщился, когда ему в руку вводили полую иглу, сдавал выделения на анализ, сидел с приклеенными к коже электродами, пока не получил итоговые заверения, что с ним все будет хорошо. Он оделся и снова оказался в кабинете Уолтерса.
Тот сочувственно посмотрел на Джима.
– Как ты себя чувствуешь?
– Помираю с голоду.
– Я пошлю за завтраком.
Уолтерс щелкнул селектором, отдал распоряжение и откинулся в кресле. Раскурил-таки, наконец, сигару, выпустил дым и спросил:
– Ну, рассказывай, что с тобой было?
Джим начал рассказ со вчерашних событий и закончил тем, как вырулил на дорогу сегодня утром.
Уолтерс слушал, сдвинув брови, и лишь время от времени затягивался сигарой.
Принесли завтрак – яичницу-болтунью с канадским беконом. Уолтерс встал и рассеянно смотрел в окно на проезжающие внизу автомобили. Джим сосредоточенно жевал, а потом отодвинул тарелку и откинулся на стуле.
Уолтерс затушил сигару в пепельнице и закурил новую.
– Дело серьезное. Ты и в самом деле отчетливо помнил подробности всех шести жизней?
– Хуже того, я помнил все свои эмоции, все увлечения. В первой жизни, например, у меня был собственный бизнес.
Джим замолчал, возвращаясь мыслями к «пережитому». Воспоминания постепенно снова сделались отчетливыми.
– Одного из моих людей, к примеру, звали Харт. Худой, ростом около пяти футов семи дюймов, с черными волосами, коротко стриженными при нашей первой встрече. Харт был прирожденным актером. Он мог сыграть любую роль. И дело не в выражении лица, оно почти не менялось. Менялись его манеры. Он мог шагнуть в двери отеля так, что коридорные бросались к его багажу, а портье вытягивался в струнку. Таким важным он казался. А мог зайти неуверенно, оглядываясь и моргая, расспрашивать о чем-то коридорных, ссутулившись прошаркать к стойке регистрации и получить безжалостный отказ. Или, опять-таки, мышкой прошмыгнуть через лобби и раствориться в воздухе так, что никто его не заметит и не вспомнит. Какую бы роль Харт ни играл, он жил в ней. И поэтому был бесценен.
Уолтерс слушал с напряженным вниманием и даже вынул сигару изо рта.
– Ты хочешь сказать, что Харт – этот воображаемый человек, – он для тебя реален? Настолько же, как я?
– Вот именно. И не просто реален, он мне нравился. Но были и другие, более сильные привязанности. У меня была семья.
– И она тоже казалась настоящей?
Джим кивнул.
– Я понимаю, что это похоже на сумасшествие.
Уолтерс сострадательно покачал головой.
– Нет. Во всем этом появляется смысл. Теперь я понимаю, почему та девушка из больницы сказала врачу: «Ты даже не существуешь». Тебе не больно говорить об этих «жизнях»?
Джим замолчал, взвешивая ответ.
– Нет, пока не вдаешься в детали личного характера. Но я не могу описать, насколько это больно, когда воспоминания о шести жизнях одновременно кружатся в твоей голове.
– Представляю себе. Ну хорошо, давай проследим часть этих воспоминаний и посмотрим, насколько далеко заходят подробности.
– Окей. – Джим кивнул.
Уолтерс взял блокнот и ручку.
– Начнем с твоего бизнеса. Как ты назвал фирму?
– «Колдер и партнеры».
– Почему?
– Звучит представительно, хорошо смотрится на визитках или бланках и не говорит ничего конкретного.
– А какой у тебя был адрес?
– Четвертая Северная улица, а до того – Сто двадцать шестая.
– Сколько человек на тебя работало?
– В самом начале только Харт и еще один парень по имени Дин. В конце их было двадцать семь.
– Как их звали?
Джим назвал всех, одного за другим, без единой запинки.
Уолтерс пораженно заморгал.
– Назови еще раз, только помедленней.
Джим повторил весь список.
– Прекрасно, а теперь расскажи о них.