В действительности школа структурализма Тичене-ра, зародившаяся на британской почве, имела очень мало сходства с Лейпцигской волюнтаристской школой. На протяжении всей своей научной деятельности Вундт отстаивал немецкую лейбницевскую традицию, противопоставляя внутренние движущие силы ума локковской традиции эмпиризма и заодно идеям ее американских последователей. Этот крестовый поход воздвиг барьер для беспристрастного изучения трудов Вундта в англо-американском мире. Американская психология развивалась как передовая новаторская научная дисциплина нового мира; четко было выражено стремление к объединению психологии с естественными науками. Антиматериалистическая, историческая направленность школы Вундта представляла собой прямо противоположную тенденцию.
В XX столетии, когда повсеместно ощущалось американское влияние, такие тонкости, как уточнение и правильная интерпретация чуждой теоретической системы Вундта, никого не интересовали. Вундт был, можно сказать, мишенью в споре, иллюстрировавшем, как заблуждались некоторые из немецких предшественников бихевиоризма. Для многих американцев в то время не было оснований подходить к Вундту с тем же вниманием, с каким изучалось, скажем, учение Павлова.
Вундт, безусловно, был бы взбешен, если бы дожил до того, чтобы увидеть, какому истолкованию подверглись его взгляды в результате ряда неверных переводов его работ на английский язык. Вундт, в противоположность впечатлению, которое складывалось из этих переводов, — поскольку правда противоречила складной истории о том, почему психология в начале XX века пошла по тому пути, по которому она пошла, — был, возможно, самым прославленным в истории борцом против использования классической академической интроспекции (самоанализа). Неприятием интроспекционизма пронизаны его работы в «Philosophische Studien» и в «Psychologische Studiem, также как и более крупные его работы, в которых он рассматривал в деталях методологию (напр., в его «Логике», 1908).
На факт неприятия Вундтом интроспекции необходимо указывать многократно и настойчиво, если психология собирается, наконец, нарушить традицию авторов учебников соединять имя Вундта с интроспекцией. Как полагает Данцигер (1990) в своем подробном анализе, на сегодняшний день это самая удачная попытка исправить такое заблуждение. Если бы покойник на самом деле способен был переворачиваться в гробу, тело Вундта перевернулось бы неоднократно, случись ему узнать, что ему приписывают роль отца интроспекционистской школы. В молодые годы Вундт неоднократно пытался распутать проблемные узлы старой рефлективной психологии — термин, используемый в ту эпоху для обозначения глубинного изучения скрытых ментальных процессов как способа получения научных данных. Вундт с самого начала предложил свою новую психологию в противовес этому наследию, противопоставляя старой интроспекции новый метод самонаблюдения (Selbstbeobachtung), который был научным постольку, поскольку речь шла об объективных методиках, воспроизводимых и регулируемых.
Если не знать, как использовались эти термины и какой смысл в них вкладывался в XIX столетии, легко перевести Selbstbeobachtung как интроспекция. К несчастью, немногие историки, заметившие эту ошибку, были слишком скромны в своих попытках исправить положение, возможно, потому, что поправка противоречила взглядам, глубоко внедрившимся в тексты популярных учебников, где теория интроспекциониста Вундта использовалась для объяснения студентам некоторых пост-вундтовских течений в этой области.
Вундт определял психологию как науку, изучающую сознание. Как предметом астрономии являются звезды и планеты, так предметом психологии является сознание. Он основывал свое исследование сознания на принципе актуальности — представлении, что сознание является естественным процессом и непосредственной реальностью, а не неким мистическим или духовным понятием. Мы можем естественным путем наблюдать сознание в чередовании сна и бодрствования, в провалах внимания, в его колебаниях, которыми, по Вундту, можно управлять и которые возможно измерять в лабораторных условиях. Для Вундта отрицание, что предметом психологии является сознание, было подобно отрицанию астрономами реальности существования звезд и планет. Сказать, что здесь нет явлений, подлежащих изучению, что сознание описывается только физическими и химическими процессами, происходящими в мозгу, или что язык психологии может относиться только к поведению и внешним объектам окружающей среды, для него означало бы согласиться с невозможностью существования самой науки психологии — это были бы только физика, химия, биология и зоология.