Вундт привлекал студентов из большинства стран земного шара, где интерес к высшему образованию был велик. Возвращаясь домой, они переосмысливали интеллектуальный багаж, полученный в Лейпциге, в рамках представлений, свойственных их родной культуре. Сегодня американские историки испытывают раздражение, сопоставляя воспоминания о вунтдовской психологии, опубликованные его американскими студентами, с совершенно отличной версией в изложении, скажем, последователей Вундта из Индии (например, 1932, том «Индийского Психологического журнала»), или даже с воспоминаниями, опубликованными в самой Германии. Со страниц книг американских авторов встает некий вестернизированный Вундт, значительная часть работ которого подверглась пересмотру, и этот Вундт, ряженный в мало подходящие ему одежды ассоцианистского и механистического теоретика, довольно нелеп.
Те из студентов Вундта, которые пошли по материалистическому пути раннего бихевиоризма, составляют поучительный контраст со старым Лейпцигским мастером. Одним из наиболее интересных можно считать знаменитого Гуго Мёнстерберга, которого в начале 1890 годов Вильям Джеймс отозвал из Германии, чтобы поручить ему организацию первой крупной психологической лаборатории в Гарварде. Серьезные теоретические разногласия и прежде проскальзывали между предшественником бихевиоризма Мёнстербергом и Вундтом, когда, например, Мёнстерберг преподнес Вундту свою докторскую диссертацию 1888 года, оспаривающую волюнтаристскую теорию Вундта. Мёнстерберг защищал антивундтовскую теорию, которая сводила весь смысл сознания к восприятию ощущений. Волевое аффективное пространство ментальных процессов Вундта отменялось. С точки зрения Вундта, Мёнстерберг высказывался за старую, скомпрометировавшую себя периферическую теорию, признававшую только сенсомоторные процессы. В противоположность Мёнстербергу, Вундт учил, что раздражители не являются строго определенными порциями информации из окружающей среды, но, скорее, поступающая в чувственном опыте информация отбирается из совокупности различных раздражителей окружающей среды в соответствии с желаниями и потребностями индивида. Ориентация на цель, возражает Вундт Мёнстербергу, определяет избирательное поступление информации в непосредственном опыте в виде тех или иных конкретных раздражителей.
Волевой и напористый Мёнстерберг, выходец из известной прусской семьи, обосновавшейся в Данциге на северном побережье, до некоторой степени был подобием немецкой версии американского президента Тедди Рузвельта, которым он так восхищался по прибытии в Гарвард. Хэйл (1980) хорошо изложил поучительную историю о том, как блестящий Мёнстерберг использовал принесенные им в Гарвард достижения золотого века лейпцигской психологии для золочения и полировки медных инструментов измерения времени реакции и контроля предъявляемых раздражителей.
В 1893 году Мёнстерберг представил многие из этих инструментов на Всемирной выставке в Чикаго как экспонат, впервые продемонстрировав американской публике последнюю сенсацию — новую, экспериментальную психологию. Однако Мёнстерберг оставил теорию Вундта в тени, подменив ее собственными, все более тяготеющими к механицизму взглядами, нашедшими плодородную почву в новой ситуации в Америке. Он хорошо чувствовал американский темперамент и, к собственной выгоде, быстро достиг соответствия образу технологического прагматика. Намеренно коммерческий стиль Мёнстерберга быстро разочаровал Вильяма Джеймса, который отзывался о деятельности Мёнстерберга как о «трехчленной дуге».
В руках Мёнстерберга деятельность отделения психологии Гарварда сводилась к прогнозированию и контролю поведения, в области практических интересов — к манипуляции поведением в том, что он называл своей психологией действия. Обсуждая вундтовские теории сознания, он защищал материализм, преподавая его своим гарвардским студентам, среди которых были Роберт Йеркс, Найт Данлэп, Флойд Олпорт и Эдвард Холт. В те годы психология Вундта более верно преподавалась в Йельском университете командой С. Х. Джудда, Е. И. Скрипчера и Дж. Т. Лэдда. Даже если сложить воедино личности всех троих, нельзя было бы получить и половины харизмы Мёнстерберга и ничего равного харизме и влиянию представительного Эдварда Тиченера, величайшего британского эмпирика из Корнуэлла, который также провел в Лейпциге два года, необходимые для получения докторской степени по психологии, поскольку в его родной Англии доктората но психологии попросту не существовало. Вундтовская школа в Йельском университете быстро сникла. Джудд, Скрипчер, Лэдд отошли от академической психологии в относительно ранний период своей карьеры. Мёнстерберг настолько был заворожен своим одеянием немецкого профессора-«мандарина», что это в конце концов погубило его, когда он запутался в своих отношениях со знаменитостями, политиками и звездами новой голливудской кинопромышленности. Он устраивал грандиозные приемы, настоящие парады для членов немецкой королевской семьи, приезжавших в Соединенные Штаты. Он был советником общественных лидеров, даже президента. Он прикладывал титанические усилия, чтобы повлиять на правительство США с целью не допустить развязывания первой мировой войны. Все это в конце концов привело к серии скандалов и публичному бесчестью — этот стресс, возможно, способствовал внезапной смерти Мёнстерберга во время чтения лекции в Гарварде. Хотя имя Мёнстерберга старательно вычеркивалось из истории Гарварда, еще можно найти стеклянный ящик в холле дома Вильяма Джеймса, где хранятся разукрашенные образчики психологических приборов из меди и красного дерева, которые Мёнстерберг привез из Германии. Можно сказать, что его стараниями в течение недолгого времени в Америке побывала в гостях если не сама теоретическая система, то, по меньшей мере, первозданный дистиллированный стиль золотого века психологии, существовавший в те годы в Лейпциге.