Однако самой большой проблемой был сам Йеркс. Хотя все соглашались с тем, что он оказал великолепную услугу науке, создав YLPB, он потерял доверие влиятельных людей. Проверяющие особенно строго отнеслись к Йерксу за его отношение к персоналу и потребность властвовать. Карл Хартман критиковал Йеркса за то, как тот вел себя с сотрудниками, отмечая, что «к людям нельзя относиться как к машинам». По словам Лэшли (1937), «он предпочитает людей, действующих в соответствии с его генеральным планом и не возражающих против его ведущей роли в исследованиях». Джордж Корнер (1937), относившийся к Йерксу более доброжелательно, тем не менее писал: «Я не думаю, что доктора Йеркса следует рассматривать как первоклассного исследователя»; «что касается здравомыслия, то я считаю его человеком заурядным». Многие из тех, кто знал Йеркса, будут оспаривать эти описания. Однако в то время значение имела не их точность, а произведенное впечатление и его влияние на финансирование.
Йеркса критиковали также за его натуралистический и интеграционный подход в эпоху, когда на подъеме были экспериментальные методики и исследования физиологических механизмов. Программа Отдела естественных наук в фонде Рокфеллера была ориентирована на исследования, основанные на более молекулярном подходе (см. Кау, 1993). Социальный контроль предполагалось осуществлять на более молекулярном уровне. По мере того как рокфеллеровская программа становилась все более молекулярной, программа Йеркса, являвшаяся экспериментальной, но имеющая ярко выраженный натуралистически-наблюдательский характер, стала восприниматься как устаревшая и не соответствующая духу времени. Человек, шагавший в ногу с развивающейся рокфеллеровской программой несколькими годами ранее, теперь считался ученым, отставшим от новых веяний в науке. Более натуралистический подход возродится после второй мировой войны.
В конце концов поддержка Рокфеллера возобновилась, хотя с каждым годом она становилась все меньше. Лаборатории YLPB были спасены благодаря усилиям декана Йельского медицинского института Стэнхоупа Бейн-Джонса, человека с большими администраторскими способностями. Зная проблемы в фонде Рокфеллера, Бейн-Джонс разделял взгляды чиновников относительно Йеркса и YLPB. Он организовал комитет по YLPB, который разработал приемлемый план, предусматривающий, в частности, увольнение Йеркса в период выделения субсидий. Йеркс понял, что его вынуждены были принести в жертву ради спасения лабораторий, в создание которых он вложил столько труда. Некоторые из характерных черт Йеркса, например, настойчивость в воплощении своего плана и потребность властвовать, были эффективны в других ситуациях, но в данный период приносили вред делу.
«НАУЧНЫЙ ПУТЬ»
В период с 1945 по 1949 годы, уволившись из Йельского университета, Йеркс страстно занялся своей автобиографией «Научный путь» (Scientific Way, 1950). Ее менее официальным названием было «Завещание». Это великолепный источник информации о жизни и времени Роберта Йеркса. Вероятно из-за того, что у него было обширное собрание записей, писем и других документов, автобиографию можно в целом считать надежным документом. Основной принцип, который он развивал, — это тезис о том, что «существуют способы существования, которые потенциально лучше религиозных. Один из них — путь познания и просвещения, поиск истины и готовность нести ответственность вместо того, чтобы перекладывать ее на бесконечность». Последние 3 из 17 глав названы «Религия и наука как продукты разума», «Естественная история морали» и «За пределами религий — нечто лучшее». Йеркс вернулся к темам, над которыми он работал в прежние времена. По общему мнению, ничего нового или продуктивного в эту тематику он не внес. От рукописи отказались несколько издателей, включая издательство Йельского университета, в котором редактором работала дочь Йеркса Роберта. К сожалению, она также приняла участие в отказе опубликовать рукопись. Делая особое ударение на религии, Йеркс не осветил некоторые важные стороны своей жизни, о которых осведомленный читатель надеялся узнать подробнее. Итак, последний важный замысел в жизни Йеркса, представляющий большую ценность для историков, так и не был реализован и в этом смысле не удался. Это большая неудача, поскольку история жизни одного из самых влиятельных и принципиальных психологов столетия должна была быть рассказана им самим и обязательно напечатана.