Психологи, не сумевшие или не захотевшие воспользоваться этими разработками, все в большей степени оказывались в чуждой им атмосфере. Зигмунд Кох так и не завершил свой фундаментальный труд отчасти потому, что запутался в огромном разнообразии поддисциплин. Ни одна из них, похоже, не обещала того, что обещала психология 30-х годов, а именно — научное исследование человеческой природы (Koch, 1971). Вклад Соломона Аша (1963) в коховскую серию «Исследования науки» — это пример яростной атаки на социальную психологию за то, что она практически перестала заниматься психологией!
Область, в которой работал Гибсон, является, к сожалению, одним из ярких примеров того, как научные исследования в психологии были искажены этими послевоенными течениями, как, по существу, многие психологи отказались от психологической интерпретации в качестве цели. Хотя перцептивная психология — это одна из областей, которая традиционно ассоциируется с подъемом научной психологии, исследования в этой области стали все менее относиться к психологии и ее потребностям.
В последующей работе Гибсона (1966) указывалось на то, что перцепцию можно изучать: (а) с точки зрения мотивированного сбора информации (b) с точки зрения принадлежности типов информации к специфическим источникам в окружающей среде или (с) с точки зрения связи между знаниями, приобретенными через восприятие, и другими психологическими процессами, например, памятью и обучением. Даже беглый взгляд на учебники и журналы по психологии восприятия показывает, что, за несколькими заметными исключениями, эти направления исследований не использовались. Вместо этого огромные усилия были затрачены на поиски нейрофизиологических или вычислительных механизмов, которые, как предполагалось, лежат в основе феноменов перцепции.
Исключением является то, что в настоящее время существует школа самопровозглашенных гибсонианцев, или психологов-экологов, работы которых широко представлены в «Журнале экспериментальной психологии: человеческое восприятие и поступки» и в «Психологии экологии». Однако даже эти исследователи полагаются в основном на методику порядковой психофизики, использованную Гибсоном в своих ранних работах. Эмпирическое изучение восприятия как такового, а также его взаимодействия с другими психологическими процессами практически не проводится.
Особенно сложная версия проблемы специализации проистекает из комбинации слабостей как интеллектуального, так и институционного характера. В интеллектуальном плане психология всегда разделялась по линии, определяемой как проблема тела — психики. Ученые, занимающиеся вопросами психики, обычно избирали направления, отличные от направлений, по которым работали исследователи мозга, и программы, удовлетворительным образом сочетающие методики психиатров и нейрофизиологов, встречаются редко и выглядят малоубедительными. Ученый исследует психику или мозг; попытки изучать и то и другое уже по определению означают отсутствие достаточной специализации.
Одним из печальных последствий этого раскола стала тенденция к исчезновению психологии под натиском фактов и теорий в нейрофизиологии. Наиболее типичное проявление этого исчезновения — утверждение неврологов о том, что факты психологии известны (или легко познаваемы), и по этой причине они дают толкование этим фактам с позиций нейрофизиологии. В этом аргументе есть унижающий намек на то, что психология не является самостоятельной научной дисциплиной со своими методами и проблемами, а представляет собой просто вместилище явлений, ожидающих объяснения другими науками.
Теперь обратимся к слабости институционного характера. После второй мировой войны на сцену вышли и стали приобретать широкое признание в научном мире три новых дисциплины, представители каждой из которых пытались подорвать репутацию психологии, используя способы, похожие на только что приведенный. Эти новые дисциплины — искусственный интеллект, теория познания и неврология — были созданы и щедро финансировались организацией, которую президент Эйзенхауэр называл военно-промышленным комплексом. Миллионы, если не миллиарды, долларов тратились на изобретение новых способов познания человеческой природы, причем предшествующие результаты почти полностью игнорировались! Разве кто-нибудь поступил бы так, скажем, с навигационными или охлаждающими устройствами? Почему же для изучения людей поступили именно таким образом?