Наполеон приказывает своему послу Бенедетти предъявить новое требование – дать обязательство запретить Леопольду Гогенцоллерну занимать немецкий престол, даже если кто-то предложит ему это еще раз в будущем. Вообще это просто неслыханно, но 73-летний Вильгельм, отдыхающий в это время на известном курорте Бад-Эмс, не хочет скандала и терпеливо отвечает, что он вряд ли на такое полномочен. Наполеон немедленно требует от Бенедетти получить у Вильгельма письменную гарантию, что Леопольд не пойдет в испанские короли ни при какой погоде. Несчастный посол ловит короля буквально на перроне эмсского вокзала, но Вильгельм ему желанной бумаги, естественно, не дает – нет у него такой бумаги, и все тут, да и какие у него возможности давать гарантии за двоюродного кузнеца Вильгельмова слесаря? Он обещал поговорить об этом попозже, сел в поезд и уехал к себе в Берлин. Бисмарку немедленно об этом сообщили, и он просто рассвирепел – опять этот мямля король упустил случай спровоцировать французов. Но ту в его голове рождается новая идея. Он на всякий случай еще раз спрашивает военного министра Рона и начальника Генштаба Мольтке, готова ли германская армия воевать и победить. Получив два утвердительных ответа, он немедленно публикует так называемую «эмсскую депешу», выбросив из нее сообщение о том, что король согласился поговорить на эту тему в Берлине.
Теперь описание события выглядит так: «Тогда его величество отказался принять французского посла и велел передать, что более не имеет ничего сообщить ему». То есть напрочь отказал и даже разговаривать не стал – пошли, мол, вон со своей Испанией! Депешу публикуют во всех газетах, французы просто взбешены, Наполеон и Евгения радостно потирают руки, большинство парламента бодро голосуют за войну. Германской армии и не думают бояться – французский министр обороны Лебеф бодро заявил, что отрицает ее существование, не сразу и поймешь, что он имел в виду. Грубейшая политическая ошибка, которую нормальный человек вроде бы и сделать не может ни в каких обстоятельствах – сейчас такое иногда называют «ошибкой блондинки».
Война всегда идет не так, как ожидали, но на этот раз почти все неприятные неожиданности сконцентрировались на французской стороне. Германский Генеральный штаб проявляет чудеса точности и предусмотрительности, и прусские соединения по точно разработанным самим Мольтке маршрутам раздельно подходят к месту боя и совместно наносят удар. Зря Толстой насмехался: «Ди эрсте колонне марширт, ди цвайте колонне марширт…» – хотите верьте, хотите нет, а у них действительно эрсте колонне марширт туда же, куда и цвайте, и более того, они приходят туда вовремя. Французские митральезы, которые должны были не хуже «Максимов» выкосить атакующую пехоту, смущенно молчат – военная тайна соблюдалась настолько строго, что в войсках практически нет секретных инструкций к этому чуду техники. Французские бронзовые пушки времен Крымской войны по сравнению со стальными пушками Круппа откровенно никуда не годятся. Огромную французскую армию Базена загоняют в крепость Мец, как крысу в нору. В идущую ей на выручку армию Мак-Магона выезжает сам Наполеон, но это не тот Наполеон, и французов вдребезги разбивают около другой крепости – Седан. Поражение настолько ужасно, что само слово «Седан» приобрело в речи тех времен такой же смысл, как несколько позже слово «Цусима» или еще позже – слово «Сталинград», не говоря уже о маленькой пушистой полярной лисичке… В плену оказывается не только армия, но и сам император. Германцы с присущей им расчетливостью захватили его в плен не в самом начале войны, что могло дать Франции шанс на спасение, а тогда, когда все уже решилось.