Вскоре после его появления там некий английский дипломат признался нескольким известным англичанам и американцам, жившим в Бейруте на положении частных лиц, что Филби, возможно, связан с коммунистами и что власти будут благодарны за любые сведения, подтверждающие это подозрение. Таким образом, с самого начала своего пребывания на Ближнем Востоке Филби находился под «негласным наблюдением», как он это называл. Практически это свелось к тому, что Кима время от времени приглашали на коктейли, и ничего не дало. Слежка самой МИ-6 также не дала результатов.
Одним из американцев, которых просили доносить на Филби, был Сэм Поп Брюэр, ближневосточный корреспондент «Нью-Йорк таймс». В 1957–1958 годах Брюэр и его жена Элинор часто виделись с Кимом. Подобно другим, осуществлявшим «негласное наблюдение», они пришли к выводу о его абсолютной безвредности. В качестве корреспондента двух престижных журналов он имел некоторые основания и немалые возможности интересоваться не совсем открытыми британскими и американскими делами. Но, появляясь изредка в посольстве, Филби не проявлял особой любознательности и ни разу не попался на приманки, которые ему подбрасывали.
Первое время по прибытии в Бейрут Ким всячески старался не пить, но с течением времени вернулся к этой пагубной привычке и стал жить как все, что едва ли было хорошим прикрытием для шпиона. «Если он русский агент, то не самый хороший», — заметил как-то один западный чиновник. «Побольше бы таких советских шпионов, как он», — вторил ему другой. Последний комментарий был вызван тем, что на одном дипломатическом обеде Ким явно перебрал и шлепнул по заду жену французского посла. Это вовсе не значит, что Филби был таким уж донжуаном. В Бейруте единственный роман у него был с женой его друга Сэма Попа Брюэра. Это не было безрассудной вспышкой: Элинор была далеко не красавицей и ей, как и Киму, уже исполнилось сорок пять. Пока длился этот роман, Ким, Элинор и Брюэр часто появлялись вместе в обществе. Ким стал завсегдатаем в доме Брюэра и часто ездил вместе с ним по редакционным заданиям. Эта дружба была самым бесцеремонным образом прервана весенним утром 1958 года незадолго до вспышки гражданской войны в Ливане. Как рассказывали знакомые, трое наших героев пили кофе на террасе отеля «Сен-Жорж». И вот под сенью величественных гор, омываемых шелковистыми водами Средиземного моря, Ким вдруг решился. Брюэр и Элинор бранились между собой. Ким, заметно нервничая, выпалил:
— Элинор, д-давай ск-кажем ему.
— Что скажем? — удивился Брюэр.
— М-мы с Элинор х-хотим пож-жениться.
— Ты хочешь сказать, воскликнул Брюэр, — что просишь руки моей законной жены?
— В-вроде т-того.
Элинор улетела в Мексику, чтобы быстро оформить развод. Филби остался в Ливане писать о гражданской войне, а Брюэра вскоре перевели в Нью-Йорк.
После свадьбы Ким и Элинор начали обмениваться приглашениями с бейрутскими сильными мира сего. Вернее, не столько сильными, сколько известными — учеными-арабистами, иностранными корреспондентами, университетскими профессорами и дипломатами. Это было блестящее общество, и разговоры в нем — преимущественно на английском, реже на французском и почти никогда на арабском, даже с арабами, — были не менее изысканны, чем в лучших салонах Парижа или Лондона. Я часто встречал Кима на этих посиделках и, подобно большинству его знакомых, испытывал к нему сочувствие наряду с раздражением. Как-то у себя дома я пытался представить Кима двоим атташе советского посольства. Ким отстранился с выражением ужаса на лице, воскликнув: «О нет! Н-не хочу им-меть н-ничего общего с русск-кими». Эта нехарактерная для Кима выходка немало поразила меня и других присутствующих, но я тогда не придал ей особого значения. Сейчас-то мне кажется неоправданным, что Ким так откровенно привлекал внимание к своему прошлому. Гораздо естественнее было бы холодно поздороваться с русскими, а потом незаметно отойти.
Осенью 1962 года все, имевшие отношение к делу Филби, были уверены, что если он когда-то и был советским шпионом, то его уже давно не задействуют и что, в крайнем случае, он изредка сообщает Советам информацию общего характера. Однако в это время произошло нечто, оживившее прежние подозрения.
А случилось вот что: Филби вдруг попытался завербовать агента для британской разведки. Он сблизился с известным арабским политиком, навязал ему свою дружбу, а потом, заикаясь, предложил достопочтенному джентльмену «некоторым образом» оказывать услуги правительству Ее Величества. Это было недвусмысленное предложение о передаче информации. Араб не поверил своим ушам, но не прервал разговора, и Ким чуть ли не начал совать ему деньги. Выходило так, будто политик уже работает на английскую разведку.
Когда политик рассказал об этом странном разговоре сотруднику службы безопасности, МИ-6 пришла к выводу: вполне вероятно, что Филби вербует агентов для советской разведки, внушая им, что они будут работать на англичан. На фоне этой гипотезы многие действия Филби за пределами Ливана — частые поездки в Сирию, Иорданию и Саудовскую Аравию, основательные знания о положении в нефтяной промышленности и странные контакты с саудовскими роялистами и республиканцами[8] — вдруг начали складываться в зловещую картину.
Британская разведка решила установить за Кимом постоянную слежку. Поскольку она в это время отслеживала не менее дюжины других, а агентов было немного, пришлось обратиться за содействием к полковнику Джалбуту, главе ливанской тайной полиции.
Англичане вышли на нужного человека. Джалбут — выдающийся розыскник, один из лучших контрразведчиков в мире. Бейрут, подобно всем арабским столицам, буквально полон всевозможными интригами; не имея мощного технического оснащения ФБР и Скотланд-Ярда, Джалбут тем не менее всегда был в курсе самых изощренных махинаций спецслужб великих держав в Ливане. Полковник уже немало знал о Филби и еще за год до того включил его в список подозрительных лиц.
Слежка ливанцев за Филби вскоре дала интереснейшие результаты. Люди полковника Джалбута установили, что англичанин ведет двойную жизнь, бесцельно разъезжая по городу, чтобы сбросить «хвост», и встречается с подозрительными личностями в самых неожиданных местах.
Агент тайной полиции заметил, как два вечера подряд Филби выходит на террасу своей квартиры, смотрит на часы, стоит по несколько минут, снова смотрит на часы, а затем начинает размахивать в воздухе каким-то темным предметом.
По указанию начальника этот агент купил очки «Поляроид» и следующим вечером занял свой пост. Около полуночи Филби появился на веранде и начал передавать информацию «черным светом».
Дальше попытались установить, кто же принимает сообщения от Кима. Его дом находится на горе, и терраса видна буквально из тысяч окон в Бейруте, не говоря уже о судах в гавани. Тем не менее широкий поиск позволил схватить неряшливого маленького армянина, который сознался, что принимает сигналы Филби и транслирует их другому посреднику.
К несчастью, армянин мог повторить сигналы Филби, но не понимал их смысла, и ни ливанская тайная полиция, ни британская разведка не сумели их расшифровать. Англичане попросили ливанцев подержать армянина в тюрьме, чтобы прервать связи Филби и вынудить его искать прямого контакта с резидентурой. Этот ход оказался успешным. Не получая в течение месяца ответа на свои сообщения, Филби нарушил первую заповедь разведчика — обратился непосредственно к руководству.
Поздно ночью он вышел из дому, сел в такси и поехал в оживленный район ночных клубов. Выйдя из такси, он быстро прошел к улице с односторонним движением, которая вела в противоположную сторону, взял другое такси и подъехал к телефону-автомату на другом конце города. После краткого разговора он еще несколько раз менял такси, пытаясь оторваться от слежки высокопрофессиональным образом. Однако агенты сопровождали его до бедного квартала Фурнэш-Шебак. Филби вышел из такси и поднялся в квартиру над армянским кондитерским магазином.
8
Очевидно, имеются в виду противоборствующие стороны в Йемене, где в это время шла гражданская война. В Саудовской Аравии республиканцев нет до сих пор.