Несколько позднее Данлап впервые появился на собрании братства фанатиков водных гонок, именуемого «Яхт-клуб Стони-Крик». Новичок небрежно извлек пачку банкнот и широким жестом дал понять, что ставит всем выпивку. «Раньше каждый платил за себя, — поясняет один местный бизнесмен. Мы были потрясены». В поисках скоростной яхты Данлап напал на хозяина «Бобо» — изящного глиссера, который недавно поставил мировой рекорд для судов своего класса — 107,7 миль в час. Сержант отсчитал запрошенные 1 500 долларов из пачки, погрузил яхту на прицеп и потащил их за своим «ягуаром» в сторону Чесапикского залива.
Данлап сделался притчей во языцех на восточном побережье Мэриленда, где людей трудно чем-нибудь удивить. Этого долговязого весельчака всегда можно было найти на одной из его скоростных яхт или машин, часто в женской компании. Неунывающий, легко приспосабливающийся к обстоятельствам, он требовал себе самое лучшее. Как-то он послал двух приятелей в Нью-Йорк, оплатив им расходы, чтобы они порылись на складе итальянских катерных винтов ручной работы и привезли ему самые красивые. Данлап обожал разыгрывать из себя таинственного крупного деятеля. Как ни смешно, именно полнейшая секретность в АНБ способствовала распространению легенды, будто его малый чин служит прикрытием очень ответственной должности.
На вопрос о происхождении его богатств у Данлапа всегда был наготове ответ — каждый раз новый. Одному приятелю он признавался, что владеет землей, в которой нашли ценный минерал, применяемый в косметике. До соседей доходили слухи, что он унаследовал большую плантацию в Луизиане: то-то удивился бы его отец, смотритель моста в доках. Другим ухмыляющийся Данлап скромно признавался: «Я получил кое-какое наследство».
Изучая достопримечательности Аннаполиса колониального периода, Данлап начал встречаться с эффектной блондинкой в этом городе. Подобно многим знавшим его, Сара — назовем ее так — была очарована энергичным повесой. «Он все время куда-то мчался, — вспоминает она. — Сегодня на регату или на танцы, завтра на автогонки. Он постоянно находился в движении, не мог спокойно сидеть на месте. Бедняге следовало бы сообразить, что в один прекрасный день все это должно плохо кончиться».
Данлап говорил Саре, что владеет бензоколонками — сначала двумя, потом тремя, пятью, а там уже и целой сетью. Она ни разу не видела этих колонок, но готова была верить в их существование. «Я знала, что он работает в АНБ, — говорила она, — и думала, что там-то должны знать, откуда у него деньги, так что с ним все в порядке».
Ей было известно о существовании странной фигуры в жизни возлюбленного — некоего «бухгалтера». Она вспоминает, что когда познакомилась с Джеком, он каждую неделю встречался с «бухгалтером». Потом они встречались раз в месяц. Каждый раз он возвращался с пачкой денег, но о самих встречах ничего не рассказывал. Однажды он поехал вместе с Сарой в Вашингтон, где должен был повидаться с какими-то людьми в большом жилом доме. Позднее агенты ФБР несколько раз возили Сару по этому пути, но она так и не смогла найти то место.
Все это время скромный курьер с карточкой допуска, подвешенной на цепочке на груди, ежедневно аккуратно являлся на службу, проходя мимо вооруженных до зубов морских пехотинцев и тройного забора под током. Считают, что он выносил секретнейшие документы под рубашкой. Некоторые из них он передавал советским связникам на автостоянке большого торгового центра в нескольких километрах от штаб-квартиры АНБ.
Сладко дремавшие стражи АНБ ни разу ничего не заподозрили. Многие месяцы Данлап приезжал на службу то в «ягуаре», то в открытом «кадиллаке», то в мощном «кадиллаке»-седане желтого цвета, не привлекая ни малейшего внимания. Женатый сержант принялся ухаживать за секретаршей в АНБ, но никто из тех, кому полагалось, об этом понятия не имел. В свободное время он участвовал в гонках роскошных яхт, но никто не задался вопросом, на какие средства. Когда во время регаты он ушиб спину, за ним прислали санитарную машину из военного госпиталя в Форд-Миде, потому что, по утверждению Данлапа, «они боялись, что я под действием лекарств могу разболтать секреты». Но опять-таки никому не пришло в голову поинтересоваться, что там делает рассыльный, который за 100 долларов в неделю содержит жену и пятерых детей.
Так бы все и продолжалось, если бы он не испортил все по собственной глупости. Опасаясь, что по окончании срока службы в АНБ его могут отправить за границу, Данлап в марте 1963 года подал ходатайство, чтобы его уволили из армии, но оставили в АНБ как гражданского служащего. Ему бы следовало знать, что в качестве гражданского сотрудника он подвергнется более строгой проверке. Первым делом его повели на полиграф. Первые же испытания на детекторе лжи раскрыли случаи «мелкого воровства» и «аморального поведения», что вызвало серьезные сомнения в его надежности. Некоторое время ничего не происходило. Два месяца спустя дополнительные следственные действия — для которых не понадобилось идти дальше автостоянки АНБ — показали, что Данлап живет не по средствам. Его быстренько перевели на дежурство в штаб базы Форт-Мид и лишили допуска к секретной документации.
Пока расследование шло ни шатко ни валко, Данлап становился раздраженным и подавленным. «Ему ничего не нравилось, — вспоминает один из приятелей. — Чуть что не так, он мгновенно выходил из себя». 14 июня он остановился в мотеле близ Форт-Мида и уплатил вперед за четыре дня, сказав хозяину, что собирается уволиться из армии после двадцати лет службы (на самом деле он отслужил одиннадцать лет). На второй вечер он поехал с друзьями на автомобильные гонки и там намекнул, что готовится покончить с собой.
«Сначала мы не приняли это всерьез, — вспоминает один из собутыльников, — но когда он наутро не появился, мы поспешили в мотель. Джек лежал поперек кровати без сознания, у него был страшный жар. Вокруг валялись пивные бутылки и несколько пустых флаконов от снотворного. Думаю, мы появились вовремя». Пока Данлапа везли в военный госпиталь, следователи обнаружили две предсмертные записки — одну, адресованную Саре, другую — жене Дайане. О шпионаже в них не было ни слова, но Данлап наставлял жену, когда придут репортеры, рассказывать им, как он славно воевал в Корее.
Теперь ищейки из АНБ, армейской контрразведки и военной полиции всерьез занялись делом допущенного к секретам рассыльного. За Данлапом, как выразился один знакомый, «нехотя установили слежку». Оправившись от отравления снотворным, сержант откровенно сообщил своему командиру, офицеру армейской службы безопасности, что снова попытается покончить с собой. Тем не менее не было предпринято никаких попыток остановить его.
Но если командование ничего не делало, друзья отчаянно пытались спасти его. 20 июля один из приятелей отобрал у Данлапа револьвер, когда тот явно пытался выстрелить себе в рот. Вскоре, однако, заметили, что Данлап берет новый шланг из гаража в Форт-Миде. В конце дня 22 июля он старательно залил бак своей машины, купил бутылку лучшего шотландского виски, заехал на пустынный проселок и вывел шланг от бензобака в правое переднее окно своей запертой машины, чтобы заполнить салон ядовитыми парами. Рыбаки нашли его труп наутро.
20 августа, спустя месяц после самоубийства Данлапа, ведшие неспешное следствие контрразведчики с ужасом узнали, что Дайана Данлап нашла среди вещей покойного пачку совершенно секретных документов. Лишь тогда АНБ поспешно связалось с ФБР, и целая армия следователей кинулась допрашивать всех, кто мог хоть что-то знать. Одни агенты изучали внешние контакты Данлапа, среди которых могли быть советские дипломаты. Таинственный семизначный номер, нацарапанный на внутренней стороне опознавательного браслета сержанта, казался золотой жилой, ведущей прямехонько к секретному счету в швейцарском банке. Оказалось, что это номер телефона его любовницы, который она нацарапала на браслете, потому что Джек никак не мог его запомнить.
В самом АНБ перепуганные чиновники пытались свести воедино все дела, к которым Данлап мог иметь доступ. Согласно сообщениям, которые Пентагон отказывается подтвердить или опровергнуть, в их число входили совершенно секретные оценки Советской Армии, Флота и ядерных сил, выполненные ЦРУ, в сопоставлении с аналогичными данными по странам НАТО. «Весь ужас в том, — говорил один высокопоставленный чиновник, — что мы никогда не узнаем, что именно могло ему попасть. Для надежности приходится исходить из того, что все материалы, проходившие через его отдел, покоятся в сейфе в Москве».