Делегация прибыла в Лондон 15 июля 1961 года, по Пеньковский приехал один тремя днями раньше, потому что не был обязан ездить с делегацией. По счастливой случайности, в советском посольстве некому было встретить его. Этот недосмотр позволил ему позвонить из аэропорта Винну, и тот приехал забрать его приятная неожиданность, которая очень подробно рассматривалась на суде. Пеньковский поехал к Винну домой, побрился, принял ванну и передал очередную увесистую порцию пленок и документов, которые привез с собой. Затем Винн доставил Олега в отель «Кенсингтон Клоуз», где для него был забронирован номер — совсем близко к комплексу старинных зданий в Кенсингтон-Гарденс, где размещается советское посольство.
Поскольку официально Пеньковский работал на этот раз в основном в Лондоне, у него оставалось гораздо больше времени для встреч с четырьмя английскими разведчиками на одной из конспиративных квартир МИ-6. Почти весь день он проводил в советском посольстве или на выставке с делегацией, но это занимало не слишком много времени, поскольку делегация делилась на группы по специальностям, и у каждой был свой руководитель. Пеньковский осуществлял только общее руководство.
По вечерам он встречался с новыми друзьями — «Александром», «Майлсом», «Гриллом» и «Ослафом». Они уточняли информацию по переданным ранее материалам с учетом вопросов специалистов и давали Олегу новые задания.
Очевидно, к этому времени первые плоды работы полковника Пеньковского с фотокамерой «минокс» были получены и изучены в Лондоне и Вашингтоне. То лето в Европе было крайне напряженным. Континент еще содрогался от хрущевских угроз в связи с Берлином и договором с Восточной Германией. Встреча Хрущева с президентом Кеннеди в Вене лишь усилила грозовую атмосферу. На фоне возможного военного столкновения, в котором ракеты маршала Варенцова должны были сыграть немалую роль, личные наблюдения его бывшего адъютанта приобретали ни с чем не сравнимую ценность. В июле собеседования Пеньковского с разведчиками, бывало, продолжались до десяти часов кряду. На случай, если личное общение такого рода станет невозможным, Олег прошел дополнительное обучение пользованию радиоприемником дальнего действия.
На протяжении этого по необходимости уплотненного, утомительного усвоения западной техники разведывательных операций Пеньковский сумел сохранить свое поразительное хладнокровие. Очень немногие смертные наделены таким даром вести двойную жизнь, и Пеньковский, безусловно, принадлежал к ним. Во время первой поездки он прилежно сопровождал по лондонским магазинам жену и дочь генерала Серова и тем самым приобрел в московских верхах репутацию человека, который хорошо ориентируется на Западе. Теперь ему надавали множество поручений по части покупок. В записной книжке он не только записывал заказы и пожелания относительно подарков, но и зарисовывал форму ступни разных влиятельных дам и товарищей, чтобы безошибочно приобрести для них обувь. (Заграничные туфли всегда считались в Советском Союзе особенно ценным подарком, и с тех пор как Хрущев появился в знаменитом итальянском костюме, среди советского бомонда принято покупать товары из этой страны.) Полковник накупил столько всяких вещей, сколько ему позволяла официальная зарплата. Этого было более чем достаточно, чтобы знакомые воспринимали его как своего рода Деда Мороза. (На счастье, советская таможня редко проверяла его багаж.) Некоторые вещи — рубашки, часы и прочее — Олегу помогал купить Винн.
В то же время Пеньковский сумел выполнить поручения и советской разведки; донесения он отсылал обычным порядком через полковника Павлова, заместителя начальника резидентуры. Можно утверждать, что западные партнеры подбросили ему кое-какие материалы, представлявшие определенную ценность для Москвы, по по существу безобидные. Но этого было достаточно, чтобы поддержать за ним репутацию добросовестного чекиста.
Самое смешное то, что он продолжал усердно изображать из себя искренне верующего члена партии. Однажды утром он побывал на могиле Карла Маркс а на Хайгейтском кладбище и убедился, что она основательно запущена. По партийным каналам он отправил возмущенное письмо прямо на имя первого секретаря ЦК КПСС. Товарищ Пеньковский извещал товарища Хрущева, что, как верный марксист, он находит такое положение дел возмутительным, извращением коммунистической идеи, позором для Советского Союза и в первую очередь для сотрудников здешнего посольства, в обязанности которых входит заботиться о подобных вещах.
По получении этого письма в Москве немедленно приняли меры, отметив товарища Пеньковского за «социалистическую бдительность». Посольству в Лондоне было велено незамедлительно привести могилу в порядок. Она была в ударном темпе убрана и украшена. Хотя этот поступок вряд ли добавил Пеньковскому популярности в советских дипломатических кругах, к нему стали относиться с возросшим уважением.
За эти две недолгие поездки в мир открытого общества Пеньковский видел достаточно, чтобы еще больше восхищаться Западом и чтобы питать еще больший гнев, мягко выражаясь, — против режима, который держит свой народ за семью запорами полицейского государства. «О бедный русский народ, мой бедный русский народ», сказал он Винну после первого посещения лондонского универсального магазина в апреле. Его потрясло не столько изобилие товаров, сколько их доступность для всех слоев населения, в противоположность тому, что он видел на Родине.
Он восхищался Лондоном и с удовольствием гулял по его степенным, величественным улицам. Одевался Олег сдержанно, со вкусом. Пил он немного, ограничиваясь несколькими рюмками вина за вечер, но любил общение. При всей своей занятости в Лондоне он умудрился взять пару уроков танцев, постигая премудрости твиста и ча-ча-ча.
По возвращении в Москву 10 августа он был отмечен начальством за успехи. В письме академику Гвишиани, заместителю председателя ГКНТ, полковник Павлов охарактеризовал работу Пеньковского в Лои доне как очень удачную. Западные разведки были довольны еще больше. Как отмечалось в речи прокурора на суде: «Иностранные разведслужбы дали Пеньковскому новые задания, сделав особый упор на сборе разведывательной информации о советских вооруженных силах, ракетных войсках, группе войск в Германской Демократической Республике и о подготовке к подписанию мирного договора с ГДР».
Пеньковский ознакомился с анкетами, необходимыми для получения британского и американского гражданства, и получил заверения, что ему предоставят приличную работу и достойное положение в западном обществе, как только он будет готов навсегда покинуть Советский Союз. Два года спустя советские следователи нашли в квартире Пеньковского два его снимка, сделанных в Лондоне, в мундирах полковника американской и британской армий со всеми регалиями.
Все это, конечно, проистекало из давно выношенного решения о смене сюзерена, ибо верность и послушание у военного человека в крови, только господин его не всегда устраивает. Пеньковский хотел не просто помочь Западу, а самому сделаться частицей Запада. Москва никогда еще не казалась ему столь далекой.
Солнечным сентябрьским днем 1961 года в Москве трое милых английских детей играли в песочнице на бульваре, а матери наблюдали за ними, сидя на скамейке. Хорошо одетый русский, не спеша прогуливавшийся, задержался на минуту возле детей. Он улыбнулся, поговорил с ними и протянул одному из малышей коробочку конфет, которую достал из кармана. Ребенок взял конфеты, а незнакомец с улыбкой пошел дальше. Потом малыш отнес коробочку матери, как часто делают увлеченные игрой дети.
Вот каким образом Олег Пеньковский передал несколько чрезвычайно важных пленок в коробочке с драже миссис Джанет Эин Чизхольм, супруге атташе английского посольства в Москве.
Пеньковский познакомился с миссис Чизхольм во время своей второй лондонской поездки и отработал этот прием с западными разведчиками. За месяц до того Гревилл Винн снова приехал в Москву на французскую промышленную выставку. Пеньковский, как обычно, заглянул к нему в номер в «Метрополе» и отдал несколько пленок, пакетов с документами и сломанную фотокамеру «минокс» (он уронил ее при ночной съемке). Винн привез ему новую камеру и маленькую коробочку драже для контактов с миссис Чизхольм вместе с подробной инструкцией, как вести себя с детьми. В коробочку вмещались всего четыре катушки пленки.