Когда мы договорились о деталях, он попросил выключить свет в прихожей и на лестнице. Он хотел покинуть дом в полной темноте. Я послушался. Когда я вернулся в гостиную, он надел плащ и шляпу, надвинув ее на глаза. Было уже за полночь.
Я стоял в двери, пропуская его. Вдруг он схватил меня за руку и прошептал:
— Хотите знать, кто я такой? Я камердинер британского посла.
Не ожидая ответа, он исчез в темноте.
Так закончилась моя первая встреча с человеком, которому через несколько дней присвоили кодовую кличку «Цицерон».
Я выключил свет в гостиной и ушел из дома Енке. По пути через посольский сад я гадал, каким образом этот человек, которого фрау Енке назвала странным типом, сумел в полной тьме найти дорогу в незнакомом месте. Не садясь в машину, я отправился домой пешком, задумчиво шагая в холодной, звездной ночи.
Дома все крепко спали, но ко мне сон никак не шел.
Наутро у меня побаливала голова и пересохло во рту, как бывает после бессонной ночи. При свете дня то, что произошло ночью, показалось мне просто комедией. Я снова стал склоняться к первому впечатлению: этот человек — просто проходимец, который хочет ободрать доверчивых немцев.
На первый взгляд его предложение, конечно, казалось чистой фантастикой. С другой стороны, нельзя было исключить, что он действительно мог предоставить ценную информацию, которую так настойчиво требовали из Берлина.
После долгой горячей ванны и крепкого кофе. я почувствовал себя лучше. Да и с чего мне так волноваться, подумал я. Я ведь ничего не решаю; это компетенция посла или, скорее всего, министерства. Мое дело — просто доложить о встрече.
В то утро я пришел на службу очень рано. Секретарши еще не было, и мне никто не мешал составить докладную послу.
Подписав ее, я задумался, почему таинственный посетитель, утверждавший, что он камердинер английского посла, явился к Енке. Но ведь вся Анкара знала, что Енке — зять Риббентропа. Вот в чем дело, скорее всего. Однако мне не пришлось долго ждать, чтобы выяснить истинную причину, хотя сомнения в искренности этого предложения сохранялись еще долго. Пока я ждал приезда посла, позвонил герр Енке и вызвал меня к себе. В отличие от меня, супруги Енке спали нормально.
Я сел с ними за стол. Енке явно горел желанием узнать о событиях минувшей ночи, хотя, конечно, ничего не говорил, пока в комнате находилась служанка. Она, казалось, целую вечность разносит кофе с булочками, а нам пришлось тем временем болтать о пустяках. Меня смешило нескрываемое нетерпение Енке. Это была своего рода месть за мою бессонную ночь. Когда служанка наконец-то ушла, я повернулся к фрау Енке.
Этот ваш странный тип сделал совершенно удивительное предложение.
— Знаю, — перебил меня Енке. — Я с ним перекинулся парой слов до вашего приезда. Я решил, что вам лучше всего иметь с ним дело. Мне в моем положении опасно ввязываться в подобные вещи. Его предложение несколько необычно, мягко говоря; вот для таких дел и требуются подающие надежды молодые атташе. На дипломатической службе, как вам известно, существуют только две идеальные должности: атташе и жена первого секретаря. Им можно то, что другим нельзя. Если, конечно, они не попадутся.
Все мы рассмеялись, а жена первого секретаря чокнулась со мной чашкой кофе. Потом я спросил у Енке:
— Значит, вы с ним разговаривали. Как вы думаете, почему он вышел на вас?
— Я с ним встречался, и он меня тоже знает, — пояснил Енке. — Лет шесть семь назад, до моего поступления на дипломатическую службу, он некоторое время работал в нашем доме. С тех пор я его не видел.
— Не помню, как его зовут, но в лицо я его узнал, когда он пришел сюда. Что ему нужно? Надо полагать, деньги?
— Ясное дело, подтвердил я. Конкретно он хочет двадцать тысяч фунтов стерлингов.
— Что-о?! — хором воскликнули супруги. Двадцать тысяч фунтов!
Я кивнул, но не успел раскрыть рот, как зазвонил телефон. Я просил приема у посла, как только он явится. Теперь он вызвал меня. Вместе с Енке.
В кабинет фон Папена мы вошли вдвоем. Это было большое помещение на втором этаже, просто и со вкусом обставленное, с красивыми картинами на стенах. За столом сидел седовласый красавец посол. Я ощутил пристальный взгляд его голубых глаз.
— Ну-с, господа, что вас привело ко мне?
— Прошлой ночью, начал я, — в доме герра Енке у меня была чрезвычайно интересная беседа с камердинером британского посла.
— С кем, с кем? переспросил фон Папен.
Я повторил и вручил ему докладную. Он надел очки и, пока читал, поглядывал на меня поверх них, что придавало его серьезному лицу проказливое выражение. Дочитав, он брезгливо отодвинул бумагу в дальний угол стола, словно не хотел иметь ничего общего с ее содержанием. Он встал, подошел к окну, раскрыл его и молча рассматривал местность вплоть до синих гор вдали. Наконец он повернулся к нам.
— А что за камердинеры служат в нашем посольстве?
Я удивленно взглянул на посла, затем на Енке. Оба молчали.
— Что нам делать, ваше превосходительство? — наконец спросил я.
— Не знаю. В любом случае запрошенная сумма слишком велика, чтобы я мог решить вопрос. Подготовьте донесение в Берлин и покажите мне лично. Тогда еще поговорим.
Я пошел к себе, Енке остался у посла. Когда через полчаса я вернулся, фон Папен был один. Я держал в руках черновик донесения.
— Вы понимаете, что за этим может стоять? — спросил посол.
— Да, ваше превосходительство, это вполне может быть ловушкой. Они подбросят нам кое-какие документы, возможно, даже подлинные, а дальше будут нас кормить небылицами. Даже если этот человек не обманывает и не подослан англичанами, может разразиться грандиозный скандал, если все это выйдет наружу.
— Какое впечатление он на вас произвел?
— Не особенно благоприятное, ваше превосходительство, хотя к концу разговора я готов был ему поверить. Мне он показался неразборчивым в средствах, а ненависть к англичанам, если она действительно есть, служит дополнительным мотивом, хотя на первом месте, конечно, жажда денег. Вряд ли это обычный мошенник. Конечно, это все лишь мое субъективное мнение.
— Что, по-вашему, сделали бы англичане, если бы кто-то из наших обратился к ним с подобным предложением?
— Думаю, они бы его приняли, ваше превосходительство. Во время войны ни одна страна не может отказаться от такой возможности. В мирное время, возможно, было бы разумно поступить по-джентельменски и предупредить английского посла, а не связываться с крадеными документами. Но когда идет война, ваше превосходительство…
Посол взял мой черновик и внимательно прочел. Потом взял зеленый карандаш никому другому в посольстве не разрешалось пользоваться зеленым цветом при подписании документов или открытии досье, внес несколько поправок, еще раз перечитал текст и подписал. После чего придвинул листок ко мне Теперь это был уже официальный документ.
Прочтите вслух, приказал он.
Я прочел:
«РЕЙХСМИНИСТРУ ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ В СОБСТВЕННЫЕ РУКИ
СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО
МЫ ПОЛУЧИЛИ ПРЕДЛОЖЕНИЕ ОТ СЛУЖАЩЕГО БРИТАНСКОГО ПОСОЛЬСТВА, ПРЕДПОЛАГАЕМОГО КАМЕРДИНЕРА ПОСЛА. ПРЕДСТАВИТЬ ФОТОКОПИИ СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНЫХ ДОКУМЕНТОВ. ЗА ПЕРВУЮ ПАРТИЮ ТРЕБУЮТ ДВАДЦАТЬ ТЫСЯЧ ФУНТОВ СТЕРЛИНГОВ НАЛИЧНЫМИ. СРОК 30 ОКТЯБРЯ ЗА КАЖДУЮ СЛЕДУЮЩУЮ КАТУШКУ ПЛЕНКИ ЗАПРАШИВАЮТ ПЯТНАДЦАТЬ ТЫСЯЧ ФУНТОВ. ПРОСИМ СООБЩИТЬ, ПРИЕМЛЕМО ЛИ ТАКОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ. ЕСЛИ ДА, ТО ДЕНЬГИ ДОЛЖЕН ДОСТАВИТЬ СПЕЦИАЛЬНЫЙ КУРЬЕР НЕ ПОЗДНЕЕ.40 ОКТЯБРЯ. КАМЕРДИНЕР НЕСКОЛЬКО ЛЕТ НАЗАД ЯКОБЫ РАБОТАЛ У ПЕРВОГО СЕКРЕТАРЯ. БОЛЬШЕ НАМ НИЧЕГО СУЩЕСТВЕННОГО НЕ ИЗВЕСТНО. ПАПЕН».
Донесение было немедленно зашифровано и передано по радио до полудня 27 октября. Через час оно лежало на столе у Риббентропа.
Нн 27-го, ни 28 октября ничего не произошло, и к вечеру я считал, что ответ министра, если он вообще придет, будет отрицательным. Уже не раз бывало, что предложения посла отвергались только потому, что исходили от него, в том числе и имевшие большое значение для страны. Отношения между рейхсминистром иностранных дел и предшественником Гитлера на посту канцлера Германии были крайне напряженными, и даже в лучшие времена и по самым простым вопросам очень трудно было добиться согласия Риббентропа[1]. В данных обстоятельствах мы были абсолютно уверены, что Берлин скажет «нет».
1
Ф. фон Папен (1879–1969) в молодости был крупным немецким разведчиком. На посту канцлера в 1932 г. подготовил приход к власти Гитлера и затем некоторое время был его заместителем. Однако он не состоял в нацистской партии и был в неприязненных отношениях с ее руководителями (