Другой древний писатель — Нил — в своем предисловии к греческому тексту (соответственно и славянскому переводу) творений святого аввы, именует преподобного "блаженным и достославным в отцах" [с. XI].
Житие
"Я желал бы иметь достойную силу слова и мысли, чтобы сподобиться изложить по порядку и святое житие его, на общую пользу, в очевидный пример добродетели, показав, как он шел тесным и вместе пространным, преславным и блаженным оным путем".
Послание о книге сей к брату, просившему, чтобы прислали ему найденные слова преподобного отца нашего аввы Дорофея… [с. 3]Хотя трудно найти такого православного христианина, который бы не слышал о преподобном авве Дорофее — великом подвижнике-учителе, тем не менее сведений о его жизни сохранилось немного. Основное, что известно о нем, извлечено из его же творений. Благо, преподобный в своих поучениях не-однократно вспоминает случившееся с ним на его подвижническом пути.
Жил преподобный в конце VI и начале VII веков. Определяют год его кончины — 620-й. Родом он был из окрестностей Аскалона (в Палестине). О своем обучении преподобный рассказывает: "Когда я обучался светским наукам, мне казалось это сначала весьма тягостным, и когда я приходил взять книгу, я был в таком же положении, как человек, идущий прикоснуться к зверю. Когда же я продолжал понуждать себя, Бог помог мне, и прилежание обратилось мне в такой навык, что от усердия к чтению я не замечал, что я ел или что пил" [с. 115]. Теперь он так полюбил книгу, что не расставался с ней: брал с собой даже в постель; просыпаясь, "тотчас вскакивал для того, чтобы продолжать чтение" [с. 115, 116].
Знание опытное святой Дорофей получил от общения с великими старцами, которыми тогда славился Восток. Поступив в киновийный монастырь аввы Серида (близ Газы — в Палестине), он полностью вверил себя в послушание двум старцам — Варсанофию Великому и Иоанну Пророку (назван так за полученный от Бога дар прозорливости). "Я, — вспоминает преподобный Дорофей, — открывал все свои помыслы старцу авве Иоанну и никогда не решался сделать что-либо без его совета. И иногда говорил мне помысл: "Не то же ли самое скажет тебе старец? Зачем ты хочешь беспокоить его?" А я отвечал помыслу: "Анафема тебе и рассуждению твоему, и разуму твоему, и ведению твоему, ибо что ты знаешь, то знаешь от демонов". Итак, я шел вопрошать старца. И случалось иногда, что он отвечал мне то самое, что у меня было на уме. Тогда помысл говорил мне: "Ну что же? Видишь, это то самое, что я говорил тебе: не напрасно ли беспокоил ты старца?" И я отвечал помыслу: "Теперь оно хорошо, теперь оно от Духа Святого; твое же внушение лукаво, от демонов, и было делом страстного устроения души". Итак, никогда не попускал я себе повиноваться своему помыслу, не вопросив старца" [с. 75].
В монастыре преподобному было назначено послушание принимать странников. Нести это послушание было весьма трудно, так как приходили странники часто — и днем и ночью. "А у меня, — говорит он, — незадолго перед тем была сильная болезнь" [с. 130].
Невзирая на эти трудности, святой нес послушание безукоризненно, безотказно. "И поверьте мне, братия, — смиренно сообщает он, — что я был в великом покое, в полном беспечалии" [с. 75]. Лишь однажды напала на него "великая и нестерпимая скорбь" [с. 76]. Исходила она от демонского коварства. И ее, с Божией помощью, преподобный преодолел. Как сам рассказывает, в эти минуты он особенно усердно просил Бога прийти на помощь. И вдруг, заглянув в церковь, он увидел там некоего мужа, "по виду — епископа, который нес как бы Святые Дары и входил в святой алтарь". Епископ подошел к нему и, прикоснувшись к его груди своими перстами, трижды повторил: Терпя потерпех Господа, и внят ми, и услыша молитву мою: и возведе мя от рова страстей и от брения тины: и постави на камени нозе мои, исправи стопы моя, и вложи во уста моя песнь нову, пение Богу нашему (Пс. 39, 2, 3, 4)". После этого тотчас водворились в его сердце свет и радость. "С того времени, по милости Божией, — заключает святой Авва, — я не ощущал уже, чтобы беспокоили меня скорбь или страх" [с. 76, 77].
Святая жизнь преподобного не могла быть не замечена братией. Именно к нему она пошла раскрывать свою душу. Об этом мельком — опять-таки глубоко смиренно, только с целью объяснения случившегося с некиим братом (исповедавшим одолевавшую его страсть — навык в воровстве), — свидетельствует сам святой Дорофей. "Когда я, — говорит он, — был в общежитии, братия по простоте своей, думаю, исповедовали мне помышления свои, и игумен, с советом старцев, велел мне взять на себя эту заботу" [с. 131, 132]. В это время под руководством преподобного Дорофея преуспевал другой делатель — Досифей — тихий и искусный "во всяком деле, которое исполнял" [с. 10].