Преподобный устанавливает четкую грань между страстями и грехами, показывая их связь и отличие. "Страсти, — говорит он, — суть гнев, тщеславие, сластолюбие, ненависть, злая похоть и тому подобное. Грехи же суть самые действия страстей, когда кто приводит их в исполнение на деле, т. е. совершает телом те дела, к которым побуждают его страсти, ибо можно иметь отрасти, но не действовать по ним" [с. 23].
Низложило нас, увело от Бога возношение — действие гордости.
Гордости есть две. Первая гордость — укорение брата, когда кто "осуждает и бесчестит его, как ничего не значущего, а себя считает выше его". Если такой не опомнится, не остановится, то мало-помалу придет во вторую гордость — "возгордится против Самого Бога", свои подвиги и добродетели начнет приписывать себе, а не силе Божией, "как будто сам собою совершил их, своим разумом и тщанием, а не помощью Божией" [с. 42, 43].
В жизни инока преподобный различает еще гордость "мирскую" и "монашескую". Мирская гордость есть там, где возносятся пред братом имуществом своим, одеждой, красотой, благородством, даже своим усердием и своей добросовестностью в труде, или величием своего монастыря — его богатством, множеством братии… "Монашеская же гордость есть та, когда кто тщеславится, что он упражняется во бдении, в посте, что он благоговеен, хорошо живет и тщателен. Случается также, что иной и смиряется для славы. Все сие, — делает вывод святой авва, — относительно к монашеской гордости" [с. 42, 43].
Как развивается в человеке гордость и насколько она опасна, преподобный показывает на примере одного знаемого им, "пришедшего некогда в сие жалкое состояние" [с. 42]. Сначала сей муж унижал каждого, о ком хорошо отзывались другие. "Что значит такой-то? — возражал он. — Нет никого достойного, кроме Зосимы и подобного ему". Потом стал осуждать и Зосиму, а превозносить Макария и т. д. "Я, — замечает преподобный, — говорю ему: "Поистине, брат, ты скоро и их станешь уничижать". И поверьте мне, чрез несколько времени он начал говорить: "Что такое Петр? И что такое Павел? Никто ничего не значит, кроме Святой Троицы". Наконец возгордился он и против Самого Бога, и таким образом лишился ума" [с. 42].
С действием гордости неразрывно сочетаются тщеславие и самолюбие.
Тщеславный человек "не может слышать слово от брата своего. Иной, когда услышит одно слово, смущается или отвечает пять слов или десять на одно слово, и враждует и огорчается" [с. 119, 120]. Тщеславием "мы весьма побеждаемся" [с. 119]. Самолюбие же есть "корень всех страстей" [с. 2].
Подобное суждение имеется у преподобного и о действиях иных пороков: сребролюбия, сластолюбия, свободного обращения и дерзости.
Каждая страсть, всякий грех, по слову святого аввы, рождаются "от славолюбия, сребролюбия и сластолюбия" [с. 142] (Ср.: с. 111, 154).
Также "матерью всех страстей" именует преподобный "свободное обращение" [с. 223]. "К тщеславию, — говорит он, — примешивается человекоугодие, к человекоугодию — свободное обращение, а свободное обращение есть матерь всех страстей" [с. 223].
Дерзость преподобный характеризует словами аввы Агафона: "Она подобна сильному жгучему ветру, от которого, когда он подует, все бегут, и который портит всякий плод на деревьях". Видишь ли, брат, силу сей страсти? Видишь ли лютость ее? И когда его опять спросили, ужели так вредна дерзость? Он отвечал: "Нет страсти вреднее дерзости, ибо она есть мать всех страстей" [с. 60, 61]. К сему святой авва добавляет: "Дерзость бывает многообразна: можно быть дерзким и словом, и осязанием, и взором. От дерзости иной впадает в празднословие, говорит мирское, делает смешное и побуждает других к непристойному смеху. Дерзость и то, когда кто прикоснется другого без нужды, когда поднимет руку на кого-либо смеющегося, толкает кого-нибудь, вырвет у него что-нибудь из рук, бесстыдно смотрит на кого-нибудь: все это делает дерзость" [с. 61]. Потому преподобный и внушает "иметь благоговение", быть почтительным к другим, остерегаться даже смотреть в лицо друг другу, "ибо и это, как сказал некто из старцев, есть вид дерзости" [с. 62]. Потому-то святой Дорофей и молится: "Бог да избавит души наши от всегубительной страсти — дерзости" [с. 61].
Но больше всего, пожалуй, преподобный Дорофей обнаруживает пагубность злопамятности и лжи. Это, вероятно, потому, что они более других поражают человека. Обличению сих пороков он отводит специальные поучения: "О злопамятности" (№ 8) и "О том, что не должно лгать" (№ 9). К обличению злопамятности он обращается и в последующем послании: "О том, что должно проходить путь Божий разумно и внимательно" (№ 10).