Мацио провел его в дом. Слуги уже рассыпались по своим клетушкам, дабы не урывать от сна лишнюю минуту. Бастато споро закрыл ворота и заложил их брусом. Его торопил страх перед дьяволом, владыкой ночи.
— Ты здесь из-за Стеклия, — предположил Мацио, когда он и его гость уселись в уголке обеденного зала, где их не могли подслушать.
Священник кивнул.
— Да, из-за него. Он полагает, что сможет вновь завоевать расположение Аттилы, искоренив христианство в здешних краях.
— До нас доходили такие слухи. Он хоть представляет себе, сколь христиан живет на плоскогорье? Ты славно потрудился, отец Симон, неся людям слово Христово.
— Едва ли у него есть полный список. Но полной уверенности у нас нет. Вот я и пришел, чтобы предупредить вас. Возможно, первый удар обрушится на тебя и твоих домочадцев, — священник тяжело вздохнул. — Стеклий просил передать, что я должен убраться отсюда или пенять мне придется только на себя. Так вот, дорогой мой друг, я не собираюсь покидать плоскогорье, народ которого полюбил всей душей. Я получал такие приказы и раньше, но не подчинялся им. На этот раз я должен на какое-то время уйти от мира.
— Я рад, что ты счел возможным придти в мой дом, отец Симон, — заверил его Мацио. — Оставайся здесь и мы вместе посмеемся над Стеклием, этим уродливейшим из карликов, тупоголовым гунном.
— В своем послании достопочтенный Стеклий намекал на то, что мне следовало бы отправиться в родные края и перестать будоражить подданных великого Аттилы. Но я покинул остров Британия двадцать лет тому назад, так что все мои друзья и родственники умерли или разбрелись по свету. Пусть это и покажется странным, но на благословенном острове, откуда я родом, мы не может спать по ночам, не думая о тех несправедливостях, что вершатся здесь, на земле Аламанни, и на севере, где живут норвежцы. Как легко видеть зло в других людях, и как сложно обнаружить его в себе. Вернись я домой, я бы не смог лишь помогать спасать души своим единоплеменникам, хотя заблудших, уверяю вас, предостаточно и в моем отечестве, и скоро меня обуяло бы желание нести слово Божье в далекие страны. Я бы все равно вернулся, а потому нет мне никакого резона уезжать. Нет, я прожил здесь очень долго и должен остаться, даже если Стеклий терпеть меня не может.
Появилась Ильдико, со спутанными волосами, с лампой в руке.
— Мне сказали, что пришел отец Симон. Я хочу поздороваться с ним, не дожидаясь утра.
Священник поднялся.
— Рад видеть тебя, дочь моя. Давненько я не заглядывал сюда и в мое отсутствие маленькая желтая птичка успела вырасти.
Мацио повернулся к дочери.
— Наш добрый друг приехал, чтобы пожить у нас. Мы рады предложить ему крышу и стол, но должны предупредить, что о благополучии наших лошадей мы заботимся больше, чем об удобствах для гостей.
— Я проведу у вас лишь несколько дней, — твердо заявил священник. — А потом удалюсь в убежище, где в давние годы провел много времени.
— В ту пещеру на холме Бельдена?
В свете лампы они видели, сколь усталым выглядит священник. Он кивнул. Голова его, так того требовали церковные каноны, была выбрита спереди.
— Да. Она сокрыта от посторонних глаз, и там я буду в безопасности. Неужели вы думаете, что я могу навлечь гнев аттил и стеклиев на моих верных друзей? Нет, благодарю за предложение, но остаться у вас надолго я не смогу. А пока буду счастлив провести какое-то время в той маленькой комнатке за очагом, о которой не знает никто, кроме вас.
— И домашних слуг, — уточнила Ильдико.
— Уж их-то бояться нечего, отец Симон, — заверил священника Мацио. — В нашем тайнике ты будешь в полной безопасности. Совсем как в пещере Бельдена.
— И здесь всегда будет еда, — добавила Ильдико. — Я распоряжусь, чтобы тебя накормили прямо сейчас.
Мацио провел отца Симона в свою комнату. Нащупал на панели нужное место, нажал. Со скрипом и скрежетом часть стены отошла в сторону, открыв крохотный чулан, в котором едва хватало места для соломенного матраца и узкого стола, на котором стоял кувшин и нехитрая столовая утварь. Располагался чулан между комнатой Мацио и очагом обеденного зала, так что в нем всегда было тепло.
Священник поставил свечу, которую дал ему Мацио, на стол и умиротворенно огляделся.
— В четвертый раз я гощу в этом тайнике. Я думаю, что кроме меня, здесь никто никогда не прятался.
— Дети, когда были маленькими, забирались сюда, заметил Мацио.
Ильдико принесла тарелку с едой. Священник благодарно улыбнулся.
— Когда я начинаю думать, что могу перебороть слабость плоти, мой желудок берет меня в оборот и быстро доказывает, какой я глупец. Признаюсь, дочь моя, я очень голоден. За весь день я съел только кусочек сыра да выпил глоток козьего молока, — он оглядел Ильдико с ног до головы, вздохнул. — Ох уж это время. Превращает девочек в ослепительных женщин и уносит от тех, кто их любит. Мой верный друг, недолго пробудет с тобой эта дочь солнца.