Владимир сидел в эту пору в тронном покое, ждал брата, которого все-таки захотел увидеть, и не дождался. Он не узнал, что Ярополк был убит помимо его, Владимира, воли, снесен в подвал и завернут в овчинный полог. Куда потом отнесли его ночной порой, может быть, на гору Хоривицу и там предали огню по обычаю предков, - никому в окружении князя Владимира было не ведомо.
Поздним вечером 11 июня 980 года князь Владимир увидел, как на горе Хоривице запылал кострище, и спросил Добрыню:
- Дядя, зачем огонь гуляет на дворе, где жертвенник?
- Это приношение всемогущему Перуну, которое он потребовал от Ярополка. То духи уносят пепел его коней в Перуновы рощи. Все исполнено моим словом.
Поклонившись Владимиру, Добрыня решительно покинул тронный зал и великокняжеский дворец.
Князь Владимир в этот час все-таки почувствовал беду: ведь Ярополк так и не появился перед ним. У молодого новгородского князя на глаза навернулись слезы, но они были по-мужски скупые и последние. Новгородский князь ушел и явился великий князь Киевский и всея Руси.
В эту ночь новоявленный великий князь Владимир не уснул. Он долго сидел молча у открытого окна и мужал в думах. Понял он, какая тяжелая ноша легла на его ещё не окрепшие плечи. Отныне, в свои двадцать лет, он государь великой державы, которая раскинулась на пол-Европы и включает в себя многие племена и народы. Владимир вспомнил отца Святослава и бабушку Ольгу и подумал, что они порадовались бы тому, что Русь вновь едина. Его не мучили угрызения совести за смерть брата Ярополка. Потом он скажет: «Не я ведь начал убивать братьев, но он».
В полночь к Владимиру пришла Рогнеда. Она была в легких белых одеждах, её прелестное лицо отсвечивало печалью. Рогнеда сказала Владимиру: «Теперь я навсегда твоя, потому как нет надо мной теней прошлого». Она погасила печаль, и лицо её осветилось радостью. Она увлекла князя в свою опочивальню и там сняла с него и с себя одежды. Затем принесла таз с водой и вымыла князю ноги. Она растерла его и себя византийскими благоуханными маслами и стала ласкать мужа. Постепенно у него улетучились все печали, улетели думы о будущем, он проснулся к настоящей жизни, и эта жизнь была рядом в образе прекрасной россиянки.
Рогнеда нашла его губы и из уст в уста начала шептать ему горячие слова, которые наполняли Владимира гордостью. Как много пообещала ему Рогнеда! И он верил, что все сбудется.
- Любый, ноне мы зачнем наше первое дитя, потому как ты вдохнул в меня силы небесные.
- Мы родим с тобой сына, - ответил Владимир блаженно.
- Любый, у нас будет много сыновей. Я вижу их. И первенца мы назовем…
Рогнеда знала, как его назвать, но не сказала, а дала эту радость Владимиру.
- Он будет Изяславом.
- И ещё родится сын…
- Коего мы назовем Ярославом.
- Потом родится…
- Мстислав.
- Наш четвертый сын возьмет имя… Рогнеда была в восторге от доброты Владимира и уже с нетерпением ждала его слова, пребывая в полном согласии с ним. И Владимир сказал:
- Четвертого мы назовем Всеволодом.
- И ещё будут у нас три дочери.
- И ты дашь им свои имена.
- Да, любый. Первую я назову Предславой, вторую - Марией, а третью - Прекрасной.
- Ты богиня плодородия, моя любая!
- Да, любый!
И они отдались таинству супружеской близости.
Днём князь Владимир не вышел из своих покоев. И никто его не беспокоил, даже Добрыня. А у воеводы были очень важные новости, требующие княжеского слова и дела. Даже малая новость о том, что боярский сын Варяжко убежал к печенегам, беспокоила Добрыв1о. И не напрасно. Варяжко скоро мог появиться с печенегами, кои уже табунились на берегах порубежной реки Трубеж. Но та беда надвигалась не сию минуту. Ноне нужно было отвратить нагрянувшую беду. Минувшей ночью дружина варягов до тысячи человек сошлась с дружиной Варяжко в пятьсот человек, и общими силами они начали грабить горожан. Чуть свет Добрыню известили об этом, и он выставил в городе сотни русичей-гридней, дабы остановить разбойников. Да куда там! Бывший воевода Ярополка Стемид сказал Добрыне: