Глава десятая. ПЕРУНОВЫ ПРАЗДНИКИ
Вскоре же, как ускакали из стольного града Киева в Царьград Стас Косарь и Борис Путята, на горожан нахлынула новая беда. Воевода Стемид оставил на русской земле ватагу отпетых головорезов. Он высадил их на берег в нескольких верстах от городка Родни. Все они были переодеты в торговых людей, несли товары в коробах, да в них же было спрятано оружие. Так и появились они в киевских посадах, потом и в самом Киеве. А когда отшумело в городе торжество по поводу изгнания варягов, на другую же ночь в Киеве возникли два пожара. Вначале загорелась православная церковь Пресвятой Девы Марии, а спустя какой-то час на Священном холме вспыхнул хворост, которым обложили деревянного бога Перуна. Когда христиане стали тушить пожар в своей церкви, а язычники вызволяли Перуна, на тех и на других напали разбойники с закрытыми лицами и началась резня. Беззащитных людей убивали, бросали в огонь, и мало кому удалось спастись. Разбойники тут же скрылись. Воины из княжеской дружины, которые поспешили к местам разбоя, уже никого не захватили.
Уцелевшие горожане не могли сказать, кто на них напал, никто из нападавших не оставил следов. Своё черное дело люди Стемида исполнили ловко. Оно породило в городе волнения, вспыхнули страсти, пробудились религиозные распри и тоже, как пожар, охватили город. Христиане утверждали, что храм подожгли Перуновы поклонники, а язычники обвиняли христиан в нападении на их святыню, и никто не попытался установить истину мирно. Одна часть горожан подняла оружие на другую, земля обагрилась кровью россиян.
Уже во второй половине ночи в опочивальню князя Владимира прибежал Добрыня, разбудил его и выдохнул:
- Князь-батюшка, беда явилась! В городе люди режут друг друга. Христиане убивают Перуновых детей.
- Поднять дружину! - повелел князь.
- Дружина ждет твоего слова, да сотню ратников я уже послал на Подол.
Владимир быстро оделся, взял оружие и выбежал на теремной двор. Там его ждали три сотни воинов. Князь и Добрыня вскочили на коней и повели дружину усмирять киевлян, затеявших междоусобную резню. Гридни и отроки долго носились по улицам и криками, а то и мечами отрезвляли дерущихся горожан. Лишь на рассвете они поняли, что стали жертвами злого умысла. Однако кое-кто из христиан и язычников злой умысел видел не в себе, а в другом, и было похоже, что тишина в городе наступила временная, чуткая, готовая взорваться и огласиться звоном мечей. Догорала христианская церковь, а искры от пожара запали в души верующих и не гасли.
Но ещё сильнее, чем у христиан, жаждой мщения были поражены души язычников. Когда князь Владимир вернулся на теремной двор, там его ждали городские старцы, блюстители порядка и нравов. Старший из них, жрец Драгомил, с белой бородой по пояс сказал, с чем пришли так рано кияне. Слова Драгомила сильно задели Владимира.
- Тебе, молодой князь, укор делаем: зачем дал волю выкормышам своей бабки? Ты её веру не принял, а потворствуешь. Сходи на Священный холм и увидишь, как христиане надругались и чуть не сожгли нашего бога Перуна, многих наших детей живота лишили.
Нахмурился князь Владимир, обиду за бабушку Ольгу, за великую княгиню, ощутил в груди.
- Ты, Драгомил, хотя и почитаем мною, но великую княгиню Ольгу не тревожь, - твердо ответил он. - Она выстрадала свою веру, пусть же спокойно почивает в райских кущах. А кто на батюшку Перуна, на бога Белеса руку поднял, сие мы узнаем, найдем татей и покараем. Виновным быть брошенными в яму и закопанными. Вот моё слово!
- Сказал хорошо, но слушай моё слово иное, - продолжал старейшина Драгомил. - Испокон веку князья наши новили лики богов, как в великокняжеском тереме утвердились. Зачем обычай нарушил?
Владимир улыбнулся. В груди разлилось тепло от горячего чувства к старцам, потому как упрек был отеческий, справедливый. Так и в Новгороде было. Там он обновил Перуна, прикрепил серебряную голову, поставил на высокий гранит. Князь ласково ответил старцам:
- Спасибо, кияне, за отцовский упрек. Будет вам новина на Священном холме. Перуну, Велесу и Хоросу - всем серебряные лики дам. Батюшку Перуна ещё золотыми усами отличу.