Очень полезно сфокусировать внимание на жертвенности Марии-Терезы Вальтер. В обширной галерее Пабло Пикассо она занимала особое место — она была совсем необразованной и действительно влюбленной в мастера абсолютно самоотреченно. Изумляющая преданность и монашеская покорность этой женщины сжигали ее изнутри, изредка прошибая душу даже такого невыносимого вампира, каким был Пикассо. Биографы утверждают, что Мария-Тереза была единственной в огромном гареме живописца, кого он в порыве нежности назвал лучшей из женщин. Зная о комплексах и фобиях своего возлюбленного, эта тихая, робкая женщина нарекла родившуюся от него дочь именем
Кончиты — умершей в раннем детстве сестры художника. Как известно, это первое столкновение впечатлительного Пикассо со смертью не давало ему покоя в течение всей его необычайно долгой жизни. И таким символическим актом влюбленная продемонстрировала, что готова отдать ему все без остатка, даже полностью обнажившуюся душу.
Ее слепое идолопоклонничество можно было бы списать на юный возраст. Она полностью подчинила свою судьбу воле живописца, безропотно позволила ему стать автором картины, на которой он неумолимой рукой вывел ее линию жизни до логического обрыва, — тот, кто перестает быть хозяином самого себя, рано или поздно плохо заканчивает. Непреклонный Пикассо предал ее символическому огню, как и всех своих избранниц; темный художник питался образами женщин и, насытившись одной, обращал свой взор к другой. Но даже после этого Мария-Тереза забрасывала своего повелителя страстными письмами, была согласна хоть бы наблюдать за его дальнейшими любовными связями и видеться с ним лишь раз в неделю, когда он приходил навестить дочь. Бедная женщина, мечтавшая о маленьком счастье, желавшая оседлать луч исходящего от художника таинственного света, была ослеплена и обожжена им. Выдержать черную магию Пикассо оказалось ей не под силу, — она повесилась через четыре года после смерти живописца. Желание воссоединиться с ним победило инстинкт жизни.
Тем временем неумолимый фавн шел дальше, — благо, число жаждущих его ласк не уменьшалось. На очереди была Дора Маар — одаренная интеллектуалка, обладающая бесспорным художественным вкусом. Ей приписывали недюжинный талант фотографа и весьма легковесные взгляды. Вне всякого сомнения, эксцентричность в ней порой, как говорится, зашкаливала. Но она была первой из женщин Пабло Пикассо, кто заявил ему о его гениальности и бессмертии. Это был сильнейший козырь, независимо от того, как реально относилась она к его творчеству.
Пикассо же умел изводить своих женщин! Это он беззастенчиво спровоцировал потасовку между новой пассией — Дорой — и уже принесенной в жертву Марией-Терезой. Знали ли они, что понятие «бороться за своего мужчину» не тождественно понятию «драться за мужчину»? Возможно, обе они были инфицированы его магнетическим колдовством. Не потому ли обе проиграли, что забыли о достоинстве женщины? И об оружии, которое должна пускать в ход женщина, если она желает обрести власть над мужчиной. Ведь как только женщина начинает действовать по-мужски, она теряет свою силу. И даже преуспев на мужском поле игры, она слишком рискует проиграть.
В его обширном меню Дора Маар была блюдом поистине изысканным. Впервые Пикассо встретил женщину, с которой можно вести на равных интеллектуальную беседу. Но разумом своим она и расплатилась: женщина, претендовавшая на жизнь в обители богемы, завершила свой путь в психиатрической больнице. Однако, подобно другим жертвам, она сама повинна в такой развязке. То был ее собственный выбор. Главным ее просчетом стал отказ от собственного проекта, при неспособности рассмотреть насмешку в уголках губ своего избранника. Многие, и в том числе умные, женщины почему-то свято верят словам мужчин, а не анализируют их поступки. У Доры отсутствовала собственная внутренняя жизнь, и она не выдвигала никаких требований своему избраннику. Таким образом, между ними установились неравноценные отношения, и Дора благодарно приняла их, как домашнее животное принимает еду из рук хозяина.
Жаклин Рок, вторая и последняя официальная жена Пикассо, познакомилась с художником, когда тому был 71 год. Потому она, с ее остервенелой жертвенностью, пугающим и неестественным заискиванием как бы не в счет. Она — не женщина мастера. Она — его добровольная прислужница, с радостью приковавшая себя к его ногам. Возможно, у нее имелся свой расчет, ведь живописец был несказанно богат и всемирно известен. Не исключено, что истоки этого странного идолопоклонничества и животного терпения, которые снисходительно принимал престарелый художник, крылись в болезненном самолюбии и деньгах. В конце концов Пикассо обеспечивал стабильность, а это немаловажно для еще молодой женщины, имеющей на руках малолетнюю дочь. Кроме того, проницательный биограф Карлос Рохас недвусмысленно указывает на схожесть образов матери Пикассо и его последней жены: сочетание почти самоотверженной любви и монашеской покорности с жаждой полнейшего контроля над жизнью любимого человека. Вероятно, живописец уже находился в том возрасте (да и на той ступени всемирного признания), что ему импонировало отношение к нему, как к ребенку. Но стоит поверить тому же Рохасу, что «жизнь Пикассо с Жаклин Рок не была ни счастливой, ни нормальной». Это если смотреть на нее глазами мужчины. Точка зрения Жаклин, возможно, была совсем другой. Ведь она решала задачу первого уровня: обретение статуса легитимной жены со всеми его атрибутами. Но и Жаклин Рок в итоге не избежала проклятия гения — она застрелилась накануне открытия выставки Пикассо, через тринадцать лет после его ухода в вечность. Овдовев, она едва не впала в безумие.