Итак, что приоткрывает нам Вера? Ее «работа женой» на самом деле была не из легких. Она умело, бескомпромиссно вела переговоры с издателем, а для этого следовало отменно знать множество юридических нюансов. Миссис Владимир Набоков пристально, с неослабевающим вниманием следила за соответствием переводов (с этим уж точно не справился бы никто) и даже выучила ради этого еще один иностранный язык. Она, кроме того, взяла на себя все заботы о доме, о переездах, о вождении автомобиля, наконец. Вера была более чуткой к миру и изменениям в нем, — именно она нашептала мужу, что нечего делать за границей писателю русскоязычному — следует переходить на английский. В результате первый роман на английском Владимир Набоков начал писать еще в эмигрантском Париже. Она со временем превратилась в вездесущую женщину-фею и женщину-дьявола одновременно и умела быть то тем, то другим — в зависимости от необходимости. Разумеется, как женщина она многое совершила для мифологизации их семейной жизни. Но вряд ли будет преувеличением сказать, что последние сорок из пятидесяти двух лет совместной жизни были если не идиллией, то безоблачностью. Не стоит сомневаться — благодаря ей. Дважды на швабру Вера никогда не наступала; получив ожог однажды, она навечно окружила мужа невидимой, однако неприступной стеной. Владимир Набоков, начиная с американского периода жизни, не сделал, не посоветовавшись с Верой, ни единого шага. Специалисты по творчеству Набокова утверждают: образ «недоступного, недостижимого» писателя создала именно Вера, и этот пиар-ход вполне может быть вписан в качестве одной из действенных технологий продвижения создателя любой оригинальной идеи. Эта пара к какому-то моменту стала мыслить одинаковыми критериями и образами; гостившая у них шведская поэтесса впоследствии заметила, что была потрясена тем, как четко Набоковы понимают друг друга с полуслова, с мимолетного намека.
Когда через двенадцать лет после мужа Вера Набокова отошла в мир иной, «Нью-Йорк таймс» назвала ее многозначительно: «жена, муза, агент».
Конечно, не будет новизной и то, что Вера всегда стояла на страже интересов мужа. Это характерно для большинства верных и преданных жен, однако далеко не каждая, подобно Вере, умеет столь досконально знать предмет. В мире литературы она была подлинной акулой, зная и умея аргументировать любое заявление. А заявлений хватало. Например, когда ее спросили о лучших книгах русских писателей, еще не переведенных на английский, Вера в позе мушкетера отстаивала святое убеждение в том, что это самые достойные вещи Белого, Булгакова и Набокова. И при этом миссис Набокова возмущалась, если кто-то осмеливался назвать ее ярой защитницей мужа. Она умела бороться, пользуясь самыми острыми клыками — основательными знаниями, последовательностью и нерушимостью своей позиции.
Она была абсолютно надежна и предсказуема для партнера. Могла написать за мужа лекцию и, кажется, если бы было необходимо, то написала бы и книгу. Она умела излучать тепло, сияние, распространяющееся вокруг в виде энергии. И загадочная, ангельская сила этой энергии предназначалась в первую очередь мужу. С ней Владимир Набоков просто не мог не победить. Когда через двенадцать лет после мужа Вера Набокова отошла в мир иной, «Нью-Йорк таймс» назвала ее многозначительно: «жена, муза, агент». Вера Набокова оставалась всегда только лишь женой и помощницей, хотя многие утверждали, что Вера могла бы сама стать недюжинной писательницей и даже составить Владимиру конкуренцию. Не стоит гадать об этом, — она сама избрала роль. И доказала, среди прочего, что такая судьба ничуть не менее почетна, чем у самостоятельных и почти всегда одиноких женщин, спорящих за успех с мужчинами.