Одним прыжком парень преодолел расстояние, еще отделяющее его от Сильвестра, и схватил матроса за широкие мускулистые плечи.
— Сильвестр, не убивай его!
От неожиданности матрос ахнул, ему показалось, что это злой дух опутал его тело. Он весь расслабился и, втянув голову в плечи, посмотрел на Олеся.
— Сеньор, вы не хотите смерти этого негодяя?
— Не убивай его, Сильвестр.
— Ваша воля, сеньор. Ваша воля.
Мулат трудно встал на ноги.
— Проклятый индейский выродок! Этим ножом... — Сильвестр вынул из кармана небольшой тесачок, чем-то похожий на игрушечный мачете, — он хотел перерезать нас всех.
— А может, он просто разведчик? — Олесь осторожно тронул пальцем лезвие ножа.
— Убивать их надо, как бешеных собак.
— Нет, Сильвестр, я не верю, что индеец хотел зарезать нас. Посмотрите, он плачет!
— У него ядовитые слезы, сеньор. — Матрос посуровел, глянул будто с сочувствием на юного индейца, медленно пошел к моторному отсеку. Задержался у трапа. — Берегитесь его, сеньор! Апиака убивают даже тех, кто дарит им жизнь.
Индеец лежал безвольный, съежившийся, внимательно следил за Олесем. Он понял, что смерть миновала его, но все его существо еще было скованно ужасом. Он ждал, настороженно ждал, как поведет себя с ним белый спаситель. Он еще ненавидел его и одновременно уже чувствовал странное влечение к нему.
Затем он начал подниматься. Осторожно, медленно, не спуская глаз с Олеся. Оперся на локоть, поднял голову. Видимо, ему не хватило сил, и он снова припал грудью к палубе.
Олесь подхватил его за плечи.
— Вставай! Вставай!
Индеец слабо выпрямился, протянул вперед правую руку, положил ее Олесю на плечо.
— Белолицый брат, — прошептал он, с трудом подбирая испанские слова. — Ты не убивать меня, я не убивать тебя. Сын Ганкаура не убивать тебя.
Он сделал необычный ритуальный жест: провел ладонью по шее и быстрым движением сорвал с себя тяжелое ожерелье из клыков ягуара.
— Сын Ганкаура дарить своему белолицых брату. — Он протянул талисман Олесю, потом поднял обе руки, что-то быстро пробормотал и, осторожно пятясь, словно боясь обидеть Олеся, подвинул к борту.
— Ау тен! — закричал вдруг он в веселом восторге. Его черные глаза вспыхнули огнем, и он, еще раз подняв вверх руки, прыгнул в воду.
Олесь замер у борта. "Ты не убивать меня, я не убивать тебя». Он понял, кто спас ему жизнь. Но река погубит его. Зачем он прыгнул в воду? Несчастный парень!
На правой ладони Олеся лежало тяжелое, белое ожерелье.
БРОШЕННЫЙ КОРАБЛИК
Неприступные берега, едва видимые в ночном мраке, молчаливо проплывают мимо. Минуя бурлящие потоки, кораблик шел под самой стеной тропического леса.
Завороженный таинственностью ночи, Олесь остановился у борта. Огромные деревья, похожие на ужасающих великанов, протягивали над водой ветки. Минутами казалось, что суденышко вот-вот зацепится о них бортом. Но старый Пабло умело держал в руках штурвал. "Голиаф" с необычной ловкостью обходил затопленные коряги и небольшие оплетенные лианами островки.
Под тентом шел тихий разговор.
— Нас преследуют, — говорил профессор.
— То-то же и оно, — поддакивал Бунч, со стоном усаживаясь в своем гамаке. — Преследуют и травят. Это уже не романтика, а международный скандал.
Его оборвал Самсонов. Ему лично дело вовсе не представлялась таким угрожающим.
— Друзья мои, вы забываете, что мы выполняем мирную научную работу. Кроме того, мы взяли на себя тяжелую спасательную миссию. Вы думаете, правительство генерала Батиса не понимает этого?
Но профессор, казалось, был настроен гораздо более пессимистично, чем раньше. Озаренный слабым светом фонаря, он склонил голову на грудь и, подперев подбородок рукой, сказал:
— Мы попали в самое пекло. У меня есть подозрение, что эти дикари давно ждали нас. Надо искать надежных друзей, иначе все наши добрые намерения разлетятся в прах, и мы ничего не достигнем.
... Где-то среди ночи корабль неожиданно тряхнуло. Затрещали доски. Палуба резко накренилась на правый бок. В трюме попадали ящики.
Самсонов первый вскочил на ноги и, выставив, как лунатик, перед собой руки, пошел вдоль борта.