Олесь удивленно смотрел на розовые волны. Что-то ему было неясно, что-то не укладывалось в его мальчишеское сознание. Он много читал о смелом голландце, в школе они даже рисовали его маршрут, кто-то приносил вырезки из иностранных журналов, удивительные фотографии: самолет с узкими крыльями, далекие горные массивы... Значит, это была правда, не выдумка какого-то писателя-фантаста...
— Послушайте, Илья Григорьевич, — сказал после коротких раздумий Олесь, и его лицо со вздернутым носом стало не по-детски серьезным. — А почему же этот Ван-Саунгейнлер до сих пор сам не вышел из леса? Послал радиограмму, живой и здоровый, а спастись не может.
— Смотря от чего спастись, — сказал Самсонов, смущенный простым Олесевым вопросом. — Сельва имеет свои законы. Законы борьбы и гибели, счастья и горя. Ты слышал такое?
— Слышал.
— Василий Иванович говорит, что смелый голландец, видимо, скрывался в глуши тропиков, целый год жил где-то среди индейцев. Затем дал радиограмму и снова исчез... Да и радиограмма оборвана, короткая, с неясным подтекстом.
— Вы думаете, его схватили?
— Мог расстроиться передатчик.
— Конечно, мог, — Олесь нахмурился. — Никогда не думал, что увижу смелого голландца. Никогда!
— Я тоже не думал, — сказал Самсонов, глядя на темную полосу леса, проплывающую перед ними. — Не думал, что в наше время могут случаться происшествия с эпохи Жюля Верна.
Они постояли еще несколько минут. Самсонов обнял его за худенькие плечи. Им было грустно и хорошо. Их сердца сжимались от неясного предчувствия тревоги.
— Может, пойдем под тент? — сказал Самсонов.
— Давайте постоим. Надоели гамаки.
— Давай постоим.
Олеся глаза тянулись куда-то над лесом, до розовых облаков.
— Значит, мы пойдем через глухие дебри Ориноко? — спросил он тихо.
— Да, Телесик, мы высадимся немного севернее Касикьяре и отправимся сельвой. Возможно, достигнем горных хребтов у Рио-пада. Где-то в том районе упал самолет Ван-Саунгейнлера. Мы расспросим о нем в индейских селениях, в поселениях каучеро, на речных причалах. Уверен, что мы найдем этого мужественного человека. У твоего отца есть телеграмма, которую он получил из Москвы в ответ на свой запрос. Правительство разрешило нам проводить поиски.
Олесь только глубоко вздохнул. Поиски ученого. Горные хребты у Рио-пада. Глухие дебри верхнего Ориноко...
У него возникло множество вопросов, и он засыпал ими Самсонова. Будет ли у них оружие? Кто им будет помогать? Сколько времени они пробудут в сельве? Почему Бунч такой встревоженный? Неужели он боится? Это правда, что индейцы верхнего Ориноко занимаются продажей человеческих голов?
Затем, выслушав объяснения Самсонова, парень вдруг притих — погрузился в собственные мысли.
Самсонов ушел под тент.
Небо на западе быстро краснело. Солнце таяло в кровавой мгле и, потеряв свои очертания, превращалось в удлиненную красную глыбу.
В воздухе резко посвежело. Наступал тропический вечер.
Олесь повернулся спиной к реке, облокотился на перила и окинул глазами кораблик. Под брезентовым тентом в гамаке сидел Бунч. Около него в плетеном кресле отец листал газеты и что-то быстро записывал в блокнот. Эти газеты ему удалось раздобыть утром в одном поселке у местного священника, и они сразу насторожили и обеспокоили его. Он показывал их Бунчу, что-то говорил ему, потом снова и снова перечитывал.
Олесь перевел взгляд на капитанскую рубку. Белые стены палубных надстроек розовели в солнечных лучах. Худощавая фигура Пабло четко выделялась на фоне неба. Капитан вел корабль на запад, за солнцем.
Вдруг резкий гудок рассек речную тишину. Недалеко от "Голиафа" Олесь увидел пассажирское судно, белое, опрятное, с резко очерченной ватерлинией.
"Видимо, рейсовый корабль развозит рабочих каучуковых плантаций", — подумал он.
Капитан Пабло дал две длинные сирены и застопорил машину. Под кормой забурлила вода, тяжелая волна ударила с левой стороны, и "Голиаф" как-то боком, как напуганное животное, стал приближаться к надменному красавцу.
Корабль остановился. Это был двухъярусный пароход с просторной палубой, совершенно забитой пассажирами, узлами и громоздкими тюками. Корабль вез крупную партию рабочих каучуковых плантаций — каучеро. С семьями и скудным скарбом собиратели каучука переезжали на новые места. Лица у них были истощенные, темные, скуластые. На палубе ползали дети, пузатые, шумные, как слепые котята. Олесь невольно перевел взгляд на одного мальчика, который с натужным криком дергал мать за юбку. Получив хорошую пощечину, ребенок встала на кривые ножки, подошла к клетке с курами, что висела тут же на стене, и начал упорно тыкать в щель палочкой.