Крутояр весело расхохотался. Затем скривил лицо и схватился за живот. Бунч испуганно повернул к нему голову. Действительно ли профессору нехорошо? Или он только притворяется больным? Ну, конечно, он шутит.
— Друзья мои, — раздался над льянос бодрый голос Крутояра, — мы ели утром жареную говядину. Если лейб-кулинар его величества вождя племени арекуна ошибочно надел мясо на гуачамаку, скорее обращайте взоры к Всевышнему и молите у него прощения за свои грехи.
Олесь засмеялся тоже — он спешил внести существенную коррективу: если уж просить заступничества, то только у единственно признанного здесь обладателя небес и суши — доброго духа Кахуньи... Вместе с тем, следовало бы заручиться благосклонностью и злого духа Курукиры.
Индейцы ехали впереди и не слышали веселых шуток, которыми обменивались их белые друзья. Профессор первым понял неуместность этого разговора. Оскорблением духов они могли навсегда оттолкнуть от себя темнокожих проводников.
— Хватит, болтуны! Не забывайте о суеверии наших охранников.
Слова профессора напомнили путешественникам о реалиях. Все притихли, насторожились. Стальное небо дышало убийственной жарой, и дорога казалась бесконечной. Мало утешали и слова Ильи, что здешние льяносы — это лишь небольшие проплешины среди лесов.
Вокруг раскинулась мертвая равнина. Не видно было ни одной птички. Даже ящерицы спрятались между камнями. Низкие кусты бросали жалкую тень. Глубокая тишина царила вокруг.
Вождь племени Палех поднял руку, и отряд остановился. Касик приложил ладонь ко лбу и начал пристально вглядываться вдаль. Три его сына, почти одинаковые с лица, вырвались вперед.
Тумаяуа не едет со старшими братьями. Они пренебрегают им. Что ж, пусть пренебрегают. Он презирает их за короткий ум. Разве они видели то, что пришлось увидеть ему? Разве они бывали дальше Великой реки? Они умеют стрелять из духового ружья, а он, Тумаяуа, научился владеть пистолетом. Он ездил в настоящем поезде, который грохочет так, словно молния бьет в старое дерево матамата.
Пусть едут себе вперед и ищут воду. Он, Тумаяуа, держаться ближе к белым. Вот их парень со странным именем Олесь в десять раз умнее старшего брата Лупу. Да где там! В сто, в двести раз! Он знает, какие люди живут за большим морем. Он даже летал на самолете. И говорит, что было совсем не страшно. Только тошнило немного, как в шаткой лодке куриаре, попавшей в воронку.
Эге-ге-ге! Лупу подает какой-то знак. Видно, нашел воду.
Тумаяуа пришпоривает своего осла.
— Сеньор Олесь! Догоняй меня! — кричит он парню. — Вода!
Отряд ускоряет передвижение. Впереди тень и долгожданный покой.
Через полчаса большой костер полыхает среди рощи. Небольшие пальмы с верхушками-веерами охраняют покой путешественников, как почетная стража. В глубокой котловине у бамбуковых кустов сине поблескивает чистая родниковая вода.
После тяжелого перехода, после невыносимой жары сон быстро одолел путешественников.
АПИАКА ИДУТ ПО СЛЕДУ
Олесю не спалось. Небо светилось звездами. Казалось, оно вперило в парня мириады глаз. Ночь подкрадывалось со всех сторон и пугала таинственным шелестом. Трудно сопели ослы. Журчал ручеек. Шелестели листья. Устало фыркали лошади. Спросонья покрикивали обезьяны.
Вдруг Олесь насторожился, ему послышалось, будто где-то недалеко жалобно плачет маленькая девочка. В ее тоненьком голосе слышалась глубокая тоска. Минутами плач становился вполне выразительным.
Парня заполонили тревожные мысли. Может, экспедиция расположилась у самого поселка, не заметив за кустами хижин? А может, ночью недалеко от них остановился какой-то отряд каучеро и тоже разбил свой бивуак?
— Вы слышите? — наконец не выдержал Олесь, поднимаясь в своем гамаке. Парню никто не ответил. Опять донеслось жалобное нытье. — Послушайте, кто-то плачет!
Зашевелился Бунч.
Профессор во сне хрипло спросил:
— Что случилось?
— Кто-то плачет... послушай, вон там...
Возле гамака Олеся неожиданно выросла стройная фигура Тумаяуа. Индеец успокаивающе коснулся плеча своего белолицего друга. Беспокоиться не стоит. Никто не плачет.
— Но послушай, — с обидой в голосе прошептал парень.
— Так плачет маканилья, пальма маканилья.
Профессор коротко пояснил со своего гамака:
— Тумаяуа прав. То стонет под ветром пальма маканилья. Особенно ночами, среди осторожной тишины, ее звуки очень похожи на рыдания. А вообще, как видишь, в этой стране плачут не только люди, но и деревья.