Вы хорошо знаете, сеньор министр, только в вашей стране процветает подлый вид бизнеса — торговля человеческими головами. Может, вам неприятно читать эти строки, но я прошу вас: дочитайте их до конца. Если в вашей груди еще не зачерствело сердце, вы поймете мое возмущение.
Откровенно говоря, я и раньше знал, что некоторые дикарские племена, выполняя свои страшные ритуальные обычаи, отрубают врагам головы и каким-то особым способом препарируют их. Я знал, что есть людишки, которые ради собственной наживы покупают и перепродают такие головы. Но я не знал, что торговля отрубленными головами превратилась в своего рода профессию, ремесло.
Как-то в хижине вождя одного племени я, к своему удивлению, увидел человека в пробковом шлеме и белом тропическом костюме. Сначала мне пришло в голову, что передо мной член научной экспедиции, изучающий тропические дебри.
Мужчина назвался Гобсоном. Он вытащил портсигар и предложил раскурить по душистой сигаре. Вот и послал мне Бог утешение, подумал я и, усевшись на подстилке из банановых листьев, приготовился слушать интересные рассказы.
Гобсон был высоким худым блондином, с проницательными голубыми глазами. На переносице у него я заметил небольшую ямку и подумал, что этот человек, вооружившись очками, вероятно, провел не одну ночь над научными трудами.
Мы молчали несколько минут, с наслаждением затягиваясь ароматным дымом.
Жены вождя носили нам блюда, но мы не касались их. Я хотел расспросить Гобсона об онкологических опытах Чикагского института и о новейших планах обводнения Сахары. Я думал услышать от него о последних гастролях труппы советских артистов в Париже и Лиссабоне.
И вдруг Гобсон, погасив о землю сигару, спросил меня:
— Вы не знаете, как оценивают головы в этой округе?
Очевидно, мое лицо после его слов показалось ему глупым, потому что он повторил вопрос:
— Комиссар Оливьеро заверил меня, что я буду иметь здесь неплохой доход. Он сам вроде заработал на перепродаже голов три тысячи фунтов. Он не боится моей конкуренции и говорит, что его агенты обеспечивают его необходимым материалом по самой дешевой цене. Мне интересно, сколько просят на Верхнем Ориноко за голову?
Я почувствовал, как земля оседает подо мной. У меня пересохло во рту, и я еле выговорил:
— Не интересовался, сэр.
Гобсон взял новую сигару и так, как будто ничего и не произошло, зажег ее от зажигалки, изготовленной в форме маленького револьвера. Я смотрел на тот револьвер, на узкие синеватые губы Гобсона, на его переносицу, где залегла розовая ямка от очков, и чувствовал, как в сердце моем поднимается ненависть. Мне было ясно: передо мной сидит один из агентов, занимающихся покупкой и перепродажей голов убитых индейцев — этим страшным ремеслом.
Первое движение, который я подавил в себе, — ударить Гобсона наотмашь по щеке, — сменилось внезапным интересом: кто этот человек? Каковы его мысли? С кем он делит свои барыши? Кроме того, я хотел выяснить, каких размеров достигла преступная практика перепродажи мертвых голов.
Я сделал вид невежды и сдержанно спросил:
— Скажите, неужели торговля головами приносит вам надежную выгоду?
Гобсону, очевидно, давно хотелось похвастаться передо мной своими успехами, возможно, даже поразить меня. Он был красноречивым и очень веселым, когда говорил, что торговля головами — выгодное дело в этой богом проклятой стране, он ежегодно продает зарубежным фирмам голов на несколько тысяч долларов. За каждую голову ему платили по сто долларов, не меньше. А вот чикагский антропологический музей не жалел за удачные экземпляры и четырехсот.
— Что вы понимаете под удачными? — спросил я, чувствуя, как у меня от ужаса холодеют ноги.
Гобсон криво улыбнулся. Ему было просто удивительно, что есть люди, которым невдомек такое обычное дело. Разве не ясно, что могут быть головы из маленьких индейцев и из взрослых, женские головы и мужские, препарированные удачно и неудачно.
Он спокойно отложил в сторону сигару и потянулся рукой к мешку, что лежал недалеко от входа в хижину. Я ужаснулся при одной мысли, что рядом со мной, за каких-то два-три шага, лежали головы, человеческие головы, с глазами и носами, головы, отрезанные от туловищ и засушенные для продажи.
Гобсон умелым движением развязал мешок, взял его за углы и потянул вверх. Так, знаете, сеньор министр, совсем просто и очень деликатно потянул самыми кончиками пальцев. Что-то глухо затарахтело, ударилось о пол, и я увидел головы.