— Очень нужное введение! Очень! Я полностью его поддерживаю! — эмоционально пророкотал на шведском Йохан Эмиль Стренг, начальник департамента здравоохранения. — У меня племянница на всю жизнь хроменькой осталась из-за того что на неё наехал мальчишка-курьер на велосипеде. Так что, я — за!
Вторая идея пришлась по нраву директору полиции Кнуту Густаву Боргенстрему. Касалась она того, чтобы ввести единые телефонные номера для полиции и пожарных. И создать на телефонной станции отдел по обработке информации о происшествиях и пожарах. А то пока барышня соединит пострадавших с нужным участком или депо, то и преступники скроются, и пожар сам по себе потухнет.
Третью идею поддержали уже все, по той причине, что устали и им всем очень хотелось в пампасы, как и мне. Идея была очень простой: обязать все начальные школы княжества проводить уроки по безопасному поведению при пожарах, на водоёмах, на железной дороге.
Я мог бы перечислять до бесконечности что должны знать юные финны для сохранения своего здоровья и жизни, но был прерван Константином Карловичем Линдером.
— Вот вы, господин Хухта, и напишите нам подобный учебник. А мы его напечатаем в сенатской типографии и обяжем школы изучать его как дополнительный предмет. Я правильно говорю, господа? — обратился он к присутствующим, и они все радостно согласились, так как чувствовали, что дело идёт к завершению заседания.
— Как постелешь, так и поспишь, — чуть слышно пробурчал я шведскую поговорку, аналог русской: «сам заварил кашу, сам и расхлёбывай».
В Гельсингфорс я приехал не только для доклада перед правительством, но и с информацией для Котаро Хонды и для проверки его деятельности. После переноса производства стиральных машин в столицу княжества бывший японский военнопленный смог в самые короткие сроки наладить производственный процесс. А Гельсингфорское отделение Петербургского рекламного агентства, принадлежащего Ивану Баженову, даже начали проводить рекламную компанию. Благодаря чему финские железные дороги заказали сорок наших агрегатов с ножным приводом.
Часть этих стиралок железнодорожное начальство планировало разместить на дачных станциях в «Чухландии», как шутливо по их мнению называли жители Санкт-Петербурга посёлки, расположенные от Белоострова до Выборга. А часть машинок решили установить в «бригадные» вагоны спальных поездов.
— У меня получилось, Хухта-сан, — произнёс в ответ на моё приветствие японец и поклонился.
— Что именно, господин Хонда? — удивился я, вроде бы никаких дополнительных техзаданий ему не ставили.
— Я создал электродвигатель, который соответствует вашим требованиям. И уже установил его на один стиральный аппарат.
— Хм. Ну, пойдёмте, покажете.
В его мастерской царил идеальный порядок, который поддерживал старый мастеровой Айвен Кутяефф, которого руководство металлического завода выделило Хонде в помощь. И который так и остался при японском инженере.
— Айвен Кутяефф, это Иван Кутяев? — поинтересовался я как-то раз у этого мужчины, когда мы с Хондой пытались решить проблему протечки резиновых сливных трубок.
— Да, молодой господин. Так звали меня очень давно. До тех пор, пока не освободился с каторги.
— О! Так вы были в Сибири? На каторге? А за что? — засыпал я его вопросами и тут же спохватился. — Извините, херра Кутяефф. Можете не отвечать. Это я не подумал. Просто интересно.
— Да нету в этом тайны. По молодости глупый был. Деревенька наша, Малая Шокша в тот год погорела и мои родичи тоже.
— Соболезную, — промямлил я и спохватился, вычленив знакомое название в рассказе. — Шокша? Так вы из мордвы?
— Не. Я из шокшот. Мы с мордвой как бы родственны, но не очень, — мужчина прервался чтобы отложить маслёнку и продолжил свой рассказ. — Ну и по молодости прибился к татям лесным, которые грабили на тракте. А потом нас поймали. Мне дали восемь лет каторги и отправили на рудники. Сюда, к вам, в Финляндию.
— У нас здесь есть каторга? — искренне удивился я. — Это где же?
— Да здесь недалеко, — ухмыльнулся мастеровой и принялся вытирать руки ветошью. — Верстах в пятидесяти от Гельсингфорса на юго-запад есть небольшой остров Юссаре (Jussarö). Вот там и есть самая страшная каторга. Те кто знает про это место, стараются всеми силами не попасть туда.
— Рудник на острове? А что добывают?
— Железо, молодой господин. Железо. И не на острове. А под водой. Ствол шахты уходит на пару сотен саженей под землю, а затем на версту вглубь Финского залива. Там и добывают железо каторжане. Я успел проработать всего три года под землёй, а затем меня перевели на сортировку. Там настолько тяжело работать, что каторжанам из второй категории, как у меня, засчитывают год за два.