Обогрев создавался с помощью нескольких электроламп. Правда, для постоянной подачи напряжения пришлось оборудовать построенное здание ещё и дополнительным генератором с нефтяным двигателем. А то мало ли, снег провода порвёт и останемся мы без цыплят. Для измерения температуры и влажности внутри, использовался гигрометр Соссюра, который изначально был совмещён термометром Цельция.
Создаваемый пионерский инкубатор я решил поручить Элле Кауре, той самой девчонке с Кирпичного посёлка, которая давным-давно пыталась при помощи шантажа попасть в пионеры. Теперь она — командир отряда девочек-пионеров. Входит в пионерский совет и крутит шуры-муры с моим старшим пионером Ялмаром Стрёмбергом.
Поручил — и не прогадал. К своему заданию Каура отнеслась очень ответственно. И через три недели после первой закладки яиц на свет появилось двести шестьдесят восемь цыплят. К тому моменту было построено ещё два подобных инкубатора — и, ещё два через месяц.
Так что к моему отъезду в Англию пионерский инкубатор выдавал тысячу цыплят за инкубационный период. Больше пока не получалось. Не хватало свежих яиц для закладки. Половину из выращенного покупала городская птицеферма, а вторую половину, по цене в одну марку за четырёх цыплят, разбирали предприимчивые горожане для перепродажи.
На пасхальных каникулах мне пришлось отвлечься от всех дел и поучаствовать во внеклассном мероприятии в нашей школе. Собралось под сотню учеников и учениц с первого по четвёртый класс.
— Здравствуйте, дети! — поздоровался я с ними.
— Здравствуйте, господин Хухта! — вполне себе слаженно и чётко проорала в ответ эта толпа и замерла, уставившись на меня.
— Молодцы! Прям оглушили! — я для виду прочистил правое ухо мизинцем. — Садитесь, дамы и господа. — Разрешил я мелким, и классная комната сразу наполнилась жизнью.
Застучали откидные крышки парт, послышались первые и робкие перешёптывания, а кое-где и откровенные переругивания. Ведь в один кабинет набилось сразу четыре класса и многим пришлось сидеть по четыре, а то и по шесть человек за одной партой. Но стоило только классному наставнику постучать длинной указкой по своему столу — как всё замерло и детишки опять уставились на меня, как кролики на удава.
«Бедный, бедный удав», — подумалось мне. Если он слопает всех, то заработает заворот кишок и помрёт. Но деваться мне-удаву было уже некуда, раз сам дал своё согласие на это выступление в начальной школе.
— Сегодня, я бы хотел вас познакомить со своей новой сказкой в стихах. Она только недавно мной придумана и её ещё никто не слышал. Вы будете первыми, — обрадовал я школьников.
Ну, как новая? В этом мире — новая. А в моём, когда-то, по началу, даже запрещённая сказка Николая Корнейчукова про «Муху-Цокотуху». Уж прости меня, Николай Эммануилович. Надеюсь, ты придумаешь что-то ещё.
Было забавно наблюдать за тем, как дети реагируют на этот текст. Удивление, радость, тревога, ужас, облегчение и опять радость, когда комар спасает муху.
Кто бы знал, чего мне стоило перевести эту сказку на финский и не потерять поэтическую форму. Намучился по самую маковку. Не так конечно как с стихотворением «Чистописание», но где-то близко. Сейчас цитаты из «Чистописания» висят по всем начальным школам княжества. И наша не исключение. Так, смотришь, и «Муха» со временем в рекомендованные для чтения стихи попадёт.
1 мая 1908 года в Швеции было официально объявлено днём «Белой ромашки», как день помощи больным с туберкулёзом. А я прошёл ещё одну вакцинацию от оспы перед поездкой в Англию. И совершенно неожиданно вспомнил о прививке БЦЖ, которую делали всем детям в моём прошлом мире. А ведь, если я ничего не путаю, то это и есть прививка от туберкулёза. Тут же, не откладывая это дело в долгий ящик я написал письмо врачам из нашей столичной медицинской лаборатории — с вопросом, а нельзя ли прививать от туберкулёза как от оспы. Пусть займутся, глядишь, ещё и Нобелевскую премию получат.