Пока что я знакомил Расмуссена с устройством мобиля и двигателя. И мы потихоньку готовили документы на патентование новинок. Особо, молодого инженера поразил поплавковый карбюратор и зеркала заднего вида. На мои жалобы относительно проблем с электрикой он пренебрежительно махнул рукой и пообещал разобраться.
— Я сам по специальности электротехник, так что не вижу никаких проблем. Или мы сами наладим выпуск электрических компонентов, или закупим в Германии и Франции, — успокоил он меня.
В чём-то конструкция моего автомобиля его поражала, а что-то он откровенно критиковал. Особо его не устраивал размер колёс. «Слишком маленькие и широкие», вынес он первый вердикт и добавил — «так никто не делает». Но, поездив по нашим заснеженным дорогам, своё мнение о ширине колеса изменил, теперь его не устраивала только высота.
В Петербург мы отправились в своём вагоне. Ещё в сентябре, когда получили приглашение на конкурс, всплыла проблема: как перевезти столько оружия и боеприпасов. В военное министерство мы должны были предоставить на испытания четыре пулемёта, по два каждого типа. Про патроны в присланных документах ничего не говорилось, но мы посчитали правильным привезти с собой хотя бы тысячу патронов. По десять снаряженных кассет на каждый ствол. Плюс запчасти, масло, запасные стволы и мои заряжательные машинки.
Сначала, хотели снять целый вагон. Но если на нашей линии от Улеаборга до Гельсингфорса это было сделать просто, то до Санкт-Петербурга ходил всего один поезд в сутки, и все места были наперечёт, что уж говорить про вагоны. Единственное, что нам посоветовал дельного наш родственник-начальник станции Улеаборга, это использовать вагон нашей железнодорожной компании и оплатить его перевозку как прицепной.
Увы, наши старенькие вагоны третьего класса не годились для столь дальних поездок. И тогда дядя Бьорк, глава нашей железнодорожной компании, по согласованию с дедом, купил трехосный вагон первого класса 1885 года выпуска рижского завода «Руссо-Балт». За два месяца его успели немного отремонтировать, и мы большой и шумной компанией отправились в столицу империи именно на нём.
Почему большой компанией? Ну, на конкурс нас ехало четверо. Шмайссеры, отец и сын, дед Кауко, как владелец компании, и я. Плюс, четыре человека охраны, они же грузчики. Наш технический директор Эдвин Бергрот, в петербургском доме которого мы планировали остановиться. И моя мама с отцом. Как же матушка могла пропустить возможность посетить столичные магазины? Но отпускать её одну отец не рискнул и поехал с нами. А ещё, два нанятых проводника, и в последнюю минуту примкнувший к нам мой дядя Бьорк, который усомнился в том, что мы сможем правильно проконтролировать прицепку, отцепку и стоянку вагона.
И правильно сделал, что усомнился. В Улеаборге нас цепляли к составу последним вагоном, а в Гельсингфорсе прицепили первым, что вызвало недовольство местного железнодорожного начальства. Эта же картина повторилась и в Петербурге, когда мы отправлялись обратно. И только дядя Бьорк, с его железнодорожным опытом, смог разрулить все эти проблемы.
Финляндский вокзал встретил нас суетой пассажиров, носильщиков и усиленными военными патрулями. Власти продолжали «дуть на воду» после убийства в конце сентября генерала Куропаткина на Николаевском вокзале Санкт-Петербурга. Когда, во время торжественных проводов на фронт нового командующего Маньчжурской армии, его застрелила эсерка Анастасия Биценко. Спокойно прошла через полицейское оцепление с букетом цветов и всадила в генеральскую грудь шесть револьверных пуль.
Дом Эдвина Бергрота располагался на Нижегородской улице, буквально рядом с Финляндским вокзалом. Для нас и груза сразу нашлись сани. Причем, что характерно, все возчики оказались финнами и с удовольствием общались с нами на родном языке. Как просветил меня херра Бергрот, район вокруг вокзала назывался Выборгским и был финским и шведским анклавом Санкт-Петербурга. В подтверждение его слов нам то и дело попадались вывески и рекламы на финском и шведском языках.
В небольшом кирпичном особняке нам всем нашлось место, так как дети Эдвина Бергрота уже давно жили в Италии, а за домом присматривал его старший внук Роберт. Приехали мы с запасом в два дня и правильно поступили, так как неожиданно выяснилось, что проведение смотра и стрельб перенесли из здания казарм лейб-гвардии Конного полка в какие-то «Крюковские казармы».
— Они рядом, — успокоил нас за ужином Роберт Бергрот. — Восьмой флотский экипаж убыл на судах второй Тихоокеанской эскадры, и казармы сейчас стоят почти пустые. Да и внутренний плац у них побольше, чем у конногвардейцев. Но всё равно мал. Даже и не пойму, как там стрельбы будут проводить. Тем более из пулемётов.