Не успел я отойти от одного события и взяться, наконец, за дописывание «Бесконечной истории», как объявился Ээро Эркко, которому срочно потребовались стихи, а заодно и песня о подвиге нашего транспортника в Порт-Артуре. Пришлось срочно ломать голову в поисках подходящих стихов. С ходу придумать ничего не получилось, и я полез в свои записи, сделанные мной про запас ещё в пяти-шести летнем возрасте. И вот там я нашёл советскую песню — «Прощайте, скалистые горы». Немного подправил, перевёл и даже напел Ээро Эркко, вспоминая, как я её пел в школе на уроках музыки в предыдущем мире.
Прощайте, родные берёзы,
На подвиг Суоми зовет!
Мы вышли в открытое море,
В суровый и дальний поход.
А волны и стонут, и плачут,
И плещут на борт корабля…
Растает в далеком тумане,
Родимая наша земля.
Ику-Турсо упрямо качает
Крутая морская волна,
Поднимет и снова бросает
В кипящую бездну она.
Обратно вернусь я не скоро,
Но хватит для битвы огня.
Я знаю, друзья, что не жить мне без моря,
Как море мертво без меня.
И легкой походкой матросской
Иду я навстречу врагам,
А после с победой геройской
К скалистым вернусь берегам.
Хоть волны и стонут, и плачут,
И плещут на борт корабля,
Но радостно встретит героев Суоми,
Родимая наша земля.
Журналисту, моей бабушке и Микке стихи очень понравились. Мы даже несколько раз спели вместе получившуюся песню небольшим и почти семейным хором. А заодно я, воспользовавшись моментом, попросил у Ээро Эркко помощи с исследованием зелёнки. Я-то летом попросил своего кузена Томми о проверке этого вещества и даже оставил и как готовый раствор, и немного как анилинового красителя. Но молодому главе семьи сначала было не до опытов, а затем он потерял мои образцы, в чём и признался в письме.
— Хорошо, Матти, — согласился с моей просьбой глава аграрной партии, принимая из моих рук раствор и краситель. — В конце недели я переговорю с ректором Александровского университета Эдвардом Иманнуилом Хьёлтом. Ты должен его помнить, он несколько раз приезжал на партийные конференции в ваш кемпинг.
— Хм. Такой, суровый и полностью седой господин? — извлёк я из памяти единственное воспоминание со встречей с этим человеком.
— Да. Это он, — подтвердил мои воспоминания Ээро Эркко. — Он, помимо того, что ректор университета, ещё и профессор химии. Так что я надеюсь, что он сможет дать ответ, помогает ли твоя «зелень» или нет.
……
Не успел я расслабиться после приезда столичного журналиста, как к нам прикатило сразу несколько человек. Во-первых, вернулся Луис Шмайссер в компании со своей младшей дочерью Фридой. И я, наконец, узнал почему Шмайссер ушёл от Бергманна.
— И Фридка приехала, — скривился при встрече с родственниками Ханс Шмайссер.
Но, тем не менее пошёл и обнял и сестру, и отца. А вечером и разговорился.
— Я смогу к вам приезжать? Бабушка твоя не будет возражать?
— Конечно, приезжай. А, может, останешься? У нас ещё куча дел по мобилю.
— Не, мне отец сразу сказал, что ему моя помощь нужна. Сам же видишь, только Фридка и приехала, а Хуго и Отто остались в империи. А всё из-за Фридки.
— А что у вас такого произошло? Извини, если это семейная тайна, то…
— Пф. Да рано или поздно всё равно всплывёт от кого-нибудь. У Фридки любовь случилась с Карлом Бергманном, сыночком Теодора Бергманна, папашиного работодателя. Хорошо, хоть не обрюхатил её, но целку ей сбил. Отец потребовал от Бергманна сыграть свадьбу, а тот и послал батю. Карл, оказывается, уже был помолвлен с десяти лет и просто играл с сестрой. Ну, вот, батя и решил уйти. У него и так были претензии к хозяину. Прикинь, отец запатентовал свободный затвор, а эта сука Бергманн, забыл оплатить пошлину. И всё, свободный затвор теперь принадлежит Браунингу.
— А чего тогда твои братья остались у Бергманна? — не удержался от вопроса я.
— Хуго он предложил отцову должность, а Отто оплатил первый год обучения в университете. Вот они и остались. Доверчивые они, как мой папахен. Им только пообещать надо, они и пойдут как бычки на скотобойню. Потом сами будут жалеть. А Отто ещё появится, когда у него денег не будет на обучение. Он такой. Только тратить любит. Ты только попроси за меня у отца, чтобы он отпускал меня. Скажи, что тебе моя помощь нужна. Он и отпустит.
— Так мне и так твоя помощь нужна. Так что попрошу, можешь не сомневаться.
А, во-вторых, к нам приехали ещё две знаменитости. Карл Нюберг — создатель паяльной лампы и Франс Линдквист — изобретатель примуса. И не просто так приехали, а решили разместить у нас производство нефтяных двигателей, полученных в обмен на патент моей газовой сварки от английской компании «Richard Hornsby Sons». О чём я и узнал от деда, когда тот повинился передо мной.
— Извини, внук, но деньги от русских, полученные за чайные мешочки, я полностью вложил в совместное предприятие с шведами, — ну и рассказал мне о цели визита этих предпринимателей.
В ответ я молча пожал плечами и не высказал ни малейшего возражения против. Ибо сам был заинтересован в скорейшем получении подобного двигателя, чтобы попробовать создать грузовик или гусеничный трактор.
Глава 10
Глава 10
Мои стихи «На подвиг Суоми зовет» Ээро Эркко опубликовал 25 февраля 1904 года. Как я позже узнал, ровно в тот же день, что и Рудольф Грайнц свои стихи «Der Warjag» в баварском журнале «Югенд», которые позже стали знаменитой песней «Врагу не сдаётся наш гордый Варяг».
На меня снова обрушился вал писем и приглашений в поэтические и музыкальные клубы, где уже вовсю распевали песню на мои стихи, подобрав к ней множество мелодий. А мне же пришлось репетировать эту песню сначала с лицейским хором, затем и с моими пионерами. Вот не было печали — решил Матти украсть песню. Правда, у кого я её украл, я так и не знал. Не сохранила моя память имени и фамилии автора.
А остававшиеся малые крохи свободного времени отняли приехавшие Стокманны. Причем, впервые приехали втроём, притянув с собой ещё и самого младшего в семье, сорокалетнего Франса. У Карла и Франса Стокманнов в этом году была запланирована поездка в США, на Всемирную выставку в Сент-Луисе. И естественно, они желали получить от меня что-нибудь новенькое, что могло бы и удивить, и принести прибыль. А заодно, мне было обещано, что по возвращению из Америки они привезут мне Генри Форда для оценки моего двигателя и мобиля.
— А я думал, что он уже в пути, — посмотрел я с обидой на деда.
— Это не от меня зависит, — выговорил он мне строгим голосом. — Так есть у тебя что-нибудь для выставки?
— Есть, — согласился я и, развернувшись к Стокманнам, спросил. — Помните как стену красили моей кистью? Вот и мою новую придумку тоже придётся всем нам вместе испытывать.
Дед нахмурился, бабушка Тейя вылупила на меня глаза из-за моей наглости, а Георг Стокманн неожиданно подмигнул и согласился.
— Ну, а что? Испытаем. В прошлый раз Карл красил, в этот раз Франсу доверим.
— Нет. В этом все должны участвовать.
— Что же это такое? — удивился даже дед Кауко.
— Игра это, экономическая. Готов спорить, что вас потом от неё и силой не оттащишь.
— Игра? — с разочарованием протянул дед. — Мы тебе не сверстники чтобы развлекать тебя…
— Погодите, херра Хухта, — прервал деда старший Стокманн. — Давайте сначала испытаем что там ваш внук приготовил, а затем уже и выводы делать будем. Ваш деревянный конструктор, придуманный им, — он мотнул своей бородой в мою сторону. — Сейчас огромные прибыли приносит, а ведь тоже игрушка. Давай, Матти, тащи свою придумку.