Хорошо, что его приняли мастером на завод, и под боком всегда были инженеры, знающие английский, которых можно было привлечь к более точному переводу. А переводы требовались постоянно — из-за того, что мой учитель загорелся идеей массового выпуска второй версии пистолета «Пионер».
Если первую версию я сделал на основе американского «Освободителя», то вторая версия была скопирована с самого простого пистолета моего мира — GB-22, созданного Марком Сербу под патрон 22-го калибра.
В моём времени парни из нашего клуба реставраторов просто распечатали такой на 3D-принтере. И чтобы не попасть под статью о незаконном изготовлении оружия, ствольный блок распечатывали с уменьшением диаметра на пятьдесят процентов. Получился прикольный сигнальный пистолет под капсюль-жевело.
Теперь же мне пришлось изрядно помучиться, создавая этот пистолет в железе. Так как я не имел доступа к оружейному железу, то при помощи литейщиков на заводе дяди Ларса Нюберга мне отлили чугунный прямоугольный параллелепипед, разместив внутри самый короткий обрезок от ствола маузеровской винтовки.
Всего в «Пионере-2», как я назвал этот пистолет, было восемь деталей, если не считать четырех винтов с гайками. И четыре детали из восьми выполняли, скорее, декоративную функцию, являясь боковыми накладками на затвор и рукоять. Про высокую точность и дальность стрельбы говорить, конечно, не приходилось, но при стрельбе до десяти метров разброс практически отсутствовал.
Когда я показал эту поделку своему оружейному учителю, то вначале был им не понят. Но после того как отстрелялся и, разобрав пистолет, объяснил что это и как работает, был сначала обнят и захвален, а затем и поруган, за не очень качественную обработку и подгонку материалов.
Вот этому, работе с металлами, я с мастером и занимался практически всю зиму. Ручная и механическая, слесарная и токарная обработки, литьё и пайка, и даже штамповка. Александр Бьярнов очень резво взялся за мое обучение, попутно наседая на деда Кауко с прожектами создания отдельного оружейного цеха и приобретения генеральной лицензии на патроны Бергманна.
— А почему именно патроны Бергманна? — заинтересовался я.
— Понимаешь, Матиас, многие сейчас считают, что за этими патронами нет будущего. У них гильза имеет конусообразную форму.
— Не понял. Бутылочная гильза — это, по сути, тоже вид конической гильзы.
— Вот! Молодец! Ты меня понимаешь. А Бергманн считает свои патроны уже устаревшими и сильно торговаться за генеральную лицензию не будет. Тем более, что всегда можно изменить настройки станка на вытяжку не конусообразных, а цилиндрических патронов. Да и сами патроны этих калибров, особо не используются.
— Почему?
— Под эти патроны заводом Теодора Бергмана было выпущено очень малое количество пистолетов. Пятимиллиметровый Бергманн номер один — всего около тысячи штук, а четвертой модели, под патрон 8×22, вообще всего около пятисот экземпляров. Так что надо брать лицензию пока это возможно.
На предложение написать письмо в Германскую империю Теодору Бергманну о приобретении лицензии на пяти- и восьмимиллиметровый патроны мой дед ещё согласился. Ведь лицензия — это не сама патронная линия. А на создание отдельного оружейного цеха у него просто не было денег. И всё из-за шведа Патрика Нордстрёма, который приехал вместе с датчанами попытать счастья и не прогадал.
По рассказам деда Кауко, Патрик Нордстрём восемь лет назад окончил в Стокгольме королевский технологический институт по специальности инженер-керамист. По какой-то причине, которую дед так и не смог из него вытрясти, Патрик уехал в Данию, где основал мастерскую в Ислеве под Копенгагеном. Местные мастера-керамисты не дали ему спокойно работать, и ему пришлось продать мастерскую. Как он прибился к нашим датчанам — это было тоже неизвестно. Но дед, как только услышал от него про метлахскую плитку и шликерное литье, сразу его уволок к нам на кирпичный завод, наобещав золотые горы. И, как я знал, уже вовсю строился керамический цех, куда и ушли последние деньги.
……
С появлением у меня учителя-оружейника я практически забросил создание двигателя. Уделяя для этого минимальное время. Хотя Мауно Уотила, командир Улеаборгских пионеров, всё так же подрабатывал у меня в мастерской, вытачивая и шлифуя различные детали. Я всё же надеялся, что даже продвигаясь такими неспешными темпами, мы испытаем двигатель в начале весны 1903 года. А пока что всё время съедала учеба в лицее, на заводе и перевод «Книги Джунглей» на русский язык.
Благо, у меня уже был опыт перевода на шведский и финский, и я смог закончить перевод за неделю до Рождества. И всё благодаря тому, что я даже и не думал переводить стихи и песни Киплинга из второй книги. Ограничился только одним стихом, вспомнив песню Газманова «Маугли».
На джунгли спустилась ночь,
Рычит на тропе Шер-Хан
Багира скользит легкой тенью
В сплетении лиан.
Акела и мудрый Каа,
Багира и старый Балу
Хотят, чтобы Маугли
Рос среди волчьей стаи.
Листая страницы книги,
я в Маугли превращаюсь
Спасаясь от бешеных динго,
Со скал я бросаюсь.
На буйволах по ущелью
Скачу, победив Шер-Хана,
И с Коброй ругаюсь
В руинах старинного храма.
……
— Господа! Поздравляю всех вас с наступающим Рождеством Христовым! Но, прежде чем нам уйти в праздничный отпуск, предлагаю окончательно разобраться с проектом электрификации железных дорог нашего столичного градоначальника Леопольда Мехелина. Прошу вас, Леопольд Генрихович, — и вице-председатель Финляндского сената Константин Линдер уступил трибуну одному из самых богатых и влиятельных людей княжества.
— Благодарю вас, Константин Карлович, — громко произнёс градоначальник Гельсингфорса и обратился к остальным сенаторам в зале заседаний. — Здравствуйте, господа. Присоединяюсь к поздравлениям нашего вице-председателя с наступающим праздником. Месяц назад моя канцелярия направила вам копии проекта, который я считаю жизненно важным для нашего княжества. Вы все в курсе, что у нас происходит промышленный спад, в основном в металлургии и в связанных с нею производствах. И всё это из-за тотальной нехватки угля. Мы с вами живём как на острове отрезанном от Империи и Швеции.Мост в Торнио через реку Торнеэльв, только находится в процессе проектирования, и пройдёт ещё лет десять, а то и двадцать пока его построят и железнодорожные пути свяжут нас с Швецией. А полноценного железнодорожного моста через Неву до сих пор нет. Наше княжество соединенно с остальной Империей только через трамвайные пути «Литейного моста». Инженерная железнодорожная комиссия Санкт-Петербурга разрешает провоз в пользу княжества Финляндского по «Литейному мосту», только восьми грузовых вагонов в сутки. Много ли товаров можно провезти подобным способом?
— Что-то я вас не очень понимаю, — вклинился в монолог Мехелина Вильгельм Теодор фон Кремер, губернатор Або-Бьернеборгской губернии. — В моей губернии проблем с углём нет.
— В вашей — да, — подтвердил его слова и Мехелин, — Но за пределами вашей губернии почти все паровозы работают на дровах, что снижает их потенциал в грузоперевозках и, тем самым, ведёт к удорожанию перевозимых товаров.
— Леопольд, дружище, ты чересчур нагнетаешь. Мы же живём на берегу моря, по которому всегда и всё можно доставить, — опять вмешался губернатор Або-Бьёрнеборгской губернии.
— Всё, да не всё и не всегда, Вилли, — в такой же панибратской манере ответил ему Мехелин. — Это у тебя есть флот ледокольных судов и поблизости незамерзающее море. А все остальные живут на побережье Финского и Ботнического заливов, которые рано замерзают и поздно вскрываются. Практически весь уголь завозимый в порты Або и Гельсингфорса идёт на нужды императорского флота. Увеличить поставки можно, но всё упирается в загруженность угольных портовых станций. Да и перегрузка товаров, следующих из Империи, с одного транспорта на другой, сильно увеличивает конечную цену. И опять-таки, все порты Финского залива — замерзающие. От Ревеля до Гельсингфорса всего восемьдесят вёрст через залив, но уголь, ввозимый этим маршрутом оказывается в два раза дороже угля, ввозимого из Англии.