Выбрать главу

Alex Berest

Великий диктатор

Глава 1

Голова не просто болела, голова раскалывалась. Раскаленные иглы впивались в мозг, перед глазами летали искры, время от времени трансформирующиеся в поле точек или клеточек. Так продолжалось до тех пор, пока мне на голову не вылили ледяной воды.

Боль как рукой сняло, а в глазах просветлело и стали проступали пока неясные образы. Вскоре я смог различить один из образов. Лицо чумазой девочки лет десяти на вид, которая наклонившись, трясла меня за плечи. При этом несла какую-то тарабарщину, в которой проскакивал откровенный мат.

- Матти! Херата! Миеллутта! - и снова по кругу, как в заезжей пластинке. - Матти! Херата! Миеллутта!

Мне, все эти её неприличные причитания почему-то напомнили ругательства из старого фильма «Самолёт летит в Россию» — свилога, балюна, люзгар, шарам. От подобного сравнения и вспомнившихся мгновенно смешных сцен я засмеялся. Ну как засмеялся? Попытался. В результате просто закашлялся прямо в лицо испуганно дернувшейся девчонке. Которая тут же радостно залепетала на своём матерном.

- Матти! Матти виркеа, елосса! Куни! Куни нейтсут мариа.

Ишь чего захотела! Куни ей подавай. Извращенка малолетняя. Нет, нет, я на такое не подписывался. В протестном жесте я выставил перед собой руки и в удивлении застыл, руки были не мои. Мля! Детские, жутко грязные ручонки, чуть ли не младенца.

Пошевелил пальцами перед глазами. Сгибаются и разгибаются по моему хотению, а значит они теперь мои. И какой отсюда вывод? Моё сознание находится в теле ребёнка. Так, стоп, а что ты помнишь последнего? Ну, кроме вот этого непонятно леса. Лес? Вокруг лес? Точно, он, смешанный, хвойный с лиственным.

И девочка. В грязной клетчатой юбке или платье, потому что верх её одежды тоже был клетчатым. И грязно-красная налобная повязка. Зачем? На бандану и хатимаки не похоже. Да и сама девочка была явно европейка. Соломенные волосы и голубые глаза, почти арийка. А чего это она кулак прикусила и подвывать стала? Неужто я такой страшный? Даже матюкаться перестала, сердешная.

О! Еще один абориген нарисовался. Мальчишка, лет десяти, тоже соломенноволосый. В длинных шортах и косоворотке, а на голове тюбетейка. Что у него на ногах, не вижу, неудобно лежу.

- Мика ханта вайва? - спросил он на своем тарабарском у девчонки, которая продолжала грызть свой кулак и подвывать. - Тю, васта! - Но девочка никак не отреагировала на его волшебные слова, и тогда он, подойдя ко мне, стал поднимать меня с земли со словами. - Нут Матти, нут. Вин синут котин.

Последние слова были чем-то похожи на латынь. Или он мне про какого-то кота рассказывал? Пока я предавался размышлениям, мальчишка поднял меня на руки и куда-то потащил. Пришлось, чтобы не сверзиться со своего носителя, обхватить его своими ручонками за шею.

Своими? Я уже признал их своими? Стоп, а о чём я хотел недавно вспомнить? А! Что было до этого всего, детского-лесного?

Помню! А что я помню? Был в магазине. В каком? А оно важно? Нет, наверное. Вышел на улицу и спустился по ступенькам, а на последней поскользнулся. И стал падать назад. А потом головная боль и мельтешение перед глазами. Ну, неудивительно, ступеньки с металлическими уголками. Если ты затылком о такой уголок со всей своей дури приложился, то вариантов всего два.

Первый, я выжил и лежу под наркотой в коме, а все вокруг меня, просто глюки.

Второй, я помер и попал в тело какого-то ребёнка. Судя по лесу кругом и непонятному языку, может даже и не в наш мир. К эльфам, например. Хотя нет, уши у детей вполне нормальные, только довольно грязные. Одно такое я сейчас и наблюдаю, положив свою голову на плечо мальчика. Значит, какое-то средневековье.

Плохо что не в СССР. Я, как раз вчера, закончил читать книгу про попаданца в прошлое. Как он лихо писал книги и песни, зарабатывая многие тысячи рублей. Здесь это точно не получится. Сначала надо будет выучить этот матерно-тарабарский язык.

А что я вообще умею? Петь? Нет, только если в караоке. Вряд ли здесь подобное есть. Могу неплохо печатать на клавиатуре, после многих сотен тысяч комментариев оставленных мной по различным форумам и социальным сетям. Даже несмотря на свои громадные и грубые пальцы. Но вряд ли этот навык здесь востребован.

Я покосился на свою нынешнюю, детскую лапку и непроизвольно скривился, нет, не то. Своими большими и сильными пальцами я запросто откручивал гайки на двигателях. О! Я разбирал двигатели? Точно! Вспомнил! Большущий цех с кучей станков и массой людей, работающих на них. Я разбирал и собирал двигатели. Автомобильные, тракторные, лодочные. Много-много разных. Сливал масло, а потом заливал новое. Менял прокладки и регулировал зазоры в клапанах. Но вот что это за работа, как называется и где находиться, я не помню.

- Олеме мелкиен перила, - прохрипел мне почти в самое ухо несущий меня мальчишка, чем и отвлек от самокопания.

Опаньки, почти цивилизация. Пацан шуровал по хорошо укатанной дороге, местами даже с щебёночным покрытием. Пошли какие-то строения, а вокруг нас заскакали два собакена, дворовой наружности и вроде бы настроенные дружелюбно, вон как хвосты крутятся.

Так как несли меня тылом вперёд, а лицом назад, то появление новых строений и персонажей воспринимал, как говориться, пост-фактум. Так что, когда меня вырвали из рук мальчишки, я испуганно дёрнулся, голову прострелила вспышка боли, и моё сознание уплыло в темноту.

…..

Очнулся я от тряски. Долго не мог сообразить, что происходит, где я и что со мной. Но затем мозг подкинул воспоминаний, а неведомо кто, поправляя что-то подо мной, приподнял меня, и я узрел часть крупа лошади. Которая тащила наше транспортное средство в неведомую даль. На передней лавке, спиной ко мне, сидел водитель. Лавка? Или облучок? Какая, впрочем, нахрен, разница? Меня больше занимало, что там вокруг. Судя по тряске и цокоту подкованных копыт лошади, мы ехали по брусчатке. Я сделал попытку приподняться, но кто-то, сидевший позади меня, не дал мне этого сделать, придержав рукой.

- Оле керсивалинен пойка, - мягко, но настойчиво, произнес неизвестный, прокуренным и грубым голосом.

Ну и ладно, не очень и хотелось. Или, очень? То, что хотелось, это точно. А что он сказал? Пойка? Знакомое какое-то слово.

Тем временем наш тарантас въехал на мост, что легко было определить по появившейся сверху стальной ажурной конструкции. О! Это точно цивилизация. А когда вдалеке раздался гудок и явно паровозное пыхтение, я окончательно успокоился, решив, что мне не грозит средневековье. Осталось только выяснить, куда же я попал?

Ответ на этот вопрос я получил уже минут через десять, когда меня, закутанного в какой-то плед, вынули из нутра повозки и понесли к массивному каменному двухэтажному дому. На входе были вывески, но прочитать или даже рассмотреть я их не смог. Как и флаг, который ветром замотало на наклонном древке так, что было видно только грязно-белую ткань.

- Куда прёте? Не видите, вымыто! - внезапно заорали на нас женским голосом, на чистейшем русском языке. - Ой, это у вас ребёночек? Давайте его сюды. Кладите сюды. Головка пробита? Охти матушки мои. Откуда вы?

- Яали, - ответил женщине более молодой голос. Наверное, это тот мужик, что на облучке сидел.

- И выдержал? Не помер? Значит и еще подождёт. Дохтур на операции. Освободится, посмотрит мальчика. Раз пятнадцать вёрст пережил, то и сейчас дождётся. Мне записать надо ребетёнка. Кто он, как звать, откуда, кто отец. Только на русском, я плохо по вашему ещё говорю.

После минутных эмоциональных переговоров на местном, тарабарском языке между моими возчиками, я наконец узнал как меня сейчас зовут, возраст и место жительства, и многое тут же стало на свои места.

- Матти Маттипойка Хухта, - произнёс молодой мужской голос, а женский, тут же всё перевел на русский:

- Ага, значиться Матвей Матвеевич Хухта. Или, Хухты?

- Хухта!

- Записала. Год рождения какой и дата.

- Одна тысяча восемьсот девяносто второй год, июнь месяц, десятое число.