За окном проплывали вытянувшиеся в бесконечный ряд известные на весь мир магазинчики, витрины которых она при других обстоятельствах непременно бы внимательно рассмотрела, но сегодня она лишь скользнула по ним беглым взглядом, равно как и по остальным достопримечательностям старинного города, которые попадались на пути следования. Наконец кэб въехал на площадь Ирстрейстер, названную так в честь первого свободно избранного мэра Тольца. Помпезного вида здание мэрии возвышалось на восточной стороне площади — сюда-то она и направлялась. Площадь перед мэрией наводняла внушительных размеров празднично возбужденная толпа. Любопытные собрались посмотреть на начало гонок, решила Лизелл. Но это странно, потому что смотреть будет не на что: просто небольшая группа участников выберет свое транспортное средство и ринется по городским улицам к железнодорожному вокзалу. Но даже такое малопримечательное действо возбудило интерес публики.
Кэб подъехал к зданию мэрии настолько близко, насколько позволили толпившиеся люди, и остановился. Неожиданно Лизелл попросила возницу проехать к боковому входу и ждать ее там вместе с багажом, щедро заплатив, чтобы предупредить все возражения. Она вошла в здание, спросила у согнутого в три погибели уборщика, как попасть в отдел регистрации, и, поплутав по коридорам, обменяла у регистратора свою заполненную анкету на удостоверение участника и вдобавок получила выпуклую печать в паспорт, где было указано — Мэрия Тольца, Нижняя Геция, дата и время. Точно такую же печать она получит в тот день, когда преодолеет весь маршрут Великого Эллипса.
Зарегистрировавшись, Лизелл прошла в огромное фойе, которое считалось официальным местом старта гонок, и обнаружила, что там полным-полно народу. С некоторым колебанием она окинула взглядом толпу и заметила особую плотность и давку у отороченного золотой бахромой навеса, установленного перед лестницей, с которой вот-вот должен был спуститься Мильцин IX. Продираясь сквозь толчею, она еще не успела подобраться к группе участников, как толпа сжала ее как в тисках, и в этот момент она услышала свое имя, произнесенное громким голосом. И тут же на нее обрушился град вопросов на вонарском, гецианском и еще каких-то языках, которых она не знала.
Лизелл замерла на месте, сбитая с толку. Вопросы — те, которые она могла понять — не имели какого-либо смысла.
— Что вы думаете по поводу гонок, мисс Дивер?
— Лизелл, вы верите, что у женщины есть шанс на победу?
— Ca'lorphi gi nava re'flonvisse ghia, Mees D'va'r?
— Мисс Дивер, вы консультировались с предсказателем?
Предсказателем?
Ее обступили так плотно, что нельзя было и пошевелиться, шум стоял ужасающий. Не то что отвечать, она думать не могла. В двух шагах от нее кто-то делал набросок ее лица в свой блокнот, и наконец-то Лизелл поняла: журналисты, тьма-тьмущая журналистов царапала заметки для своих изданий. Вне всякого сомнения, они надеются выудить какой-нибудь скандальчик или резкие замечания с ее стороны, но она не собирается им угождать.
— Пожалуйста, позвольте мне пройти, — вежливо попросила Лизелл. Но никто даже не пошевелился.
— Что может стать для вас самым серьезным препятствием на маршруте?
— Foru, Luzelle-ri, sakaito ubi Grand Ellipse-jho, chokuniokyoshin?
— Мисс Дивер, как вы оцениваете…
— Скажите нам, мисс Дивер…
Вопросы захлестывали ее волной, голова пошла кругом.
— Пожалуйста, позвольте мне пройти, — снова повторила Лизелл, и снова ее просьба не возымела действия. Они теснились вокруг нее как гиены, почти прижимаясь, чье-то дыхание как дуновение могилы шевелило ее волосы. Ее злость смешалась со страхом.
— Mees D'va'r…
Поймали в капкан. Она едва сдержалась, чтобы не ударить или не пнуть кого-нибудь.
— Мисс Дивер…
— Ей нужно пройти к остальным участникам, — неожиданно раздался голос, явно принадлежавший вонарцу и до боли знакомый. — Господа, если вы немного посторонитесь…
Она обернулась на голос и не поверила своим глазам: перед ней было лицо, которое никак не должно было здесь оказаться, лицо, которое она удалила из своей жизни несколько лет назад. Неужели у нее от волнения начались видения…
— Гирайз? — ее голос сорвался на слабый идиотский писк, ей стало неприятно от этого, неожиданность встречи лишила ее способности здраво мыслить. — Мне это снится?
— Почту за честь быть героем вашего сна, мисс Дивер, — ответил Гирайз в'Ализанте.
— Тогда это кошмарный сон, — мгновенно парировала Лизелл.
— Что я вижу — все то же доброжелательное расположение и изысканные манеры, которые я так хорошо помню. Вы ни чуть не изменились, Лизелл.
— А вы изменились, — разозлилась Лизелл. — Постарели. — В каком-то смысле это было правдой. На его лицо — излишне удлиненное, излишне худощавое, излишне интеллектуальное, с глубоко посаженными карими глазами, замечающими каждую мелочь, со следами неизменной усталости — легла тень более глубокой усталости. Волосы цвета натурального кофе были все так же густы и взъерошены, но несколько серебряных нитей поблескивали на висках. В конце концов, он на десять лет ее старше. Все закономерно, он не набрал и грамма веса, остался элегантным и подтянутым, как танцовщик. «Дохляк, — подумала она про себя. — Невзрачный дохляк ».
— Дайте дорогу, господа, — повелительно произнес Гирайз. О, она хорошо запомнила эту его подчеркнуто аристократическую интонацию, которая тут же вызвала подобострастное уважение толпы. Он принял это уважение как должное, в духе не терпящих возражений бывших Благородных.
Путь освободился, Гирайз предложил ей свою руку, и Лизелл с неохотой вынуждена была ее принять. Она не хотела принимать его помощь или быть ему чем-то обязанной. Но откажись она от его протекции — и можно вообще не попасть к стартовым воротам Великого Эллипса, не говоря уже о финише. Журналисты продолжали трещать без умолку, но уже на терпимом расстоянии. Гирайз вел ее вперед, его неожиданная близость вынуждала сказать хоть что-то.