У меня было ощущение его святости. Один раз я прямо подошел к нему и сказал: «Я знаю, кто вы. Я знаю, что я сейчас должен бросить все и жить рядом с вами, но я не могу по немощи. Простите меня». Он улыбнулся, простил. Я рассуждал так: вот настоящий святой на земле; что я готов сделать в ответ на этот факт? Надо просто бросить все и за ним последовать. Но у меня тогда не было таких сил, решимости, веры. Отец Гавриил часто спрашивал: «Ты веришь в меня?» – всех спрашивал, в том числе и меня. Я тогда не понимал, что значит верить. Даже как-то у него спросил: «Что значит верить? Мы верим в Бога. А как можно верить в вас?» Сейчас я уже понимаю, что́ он спрашивал. Он спрашивал, верим ли мы в его святость, в то, что он стяжал благодать. И вне зависимости от того, верили мы в это или не верили, отец Гавриил был человеком, с которым всегда хотелось быть рядом; его присутствие – это было присутствие Бога. И я всегда сожалел о следующем: оказывается, если ты знаешь, что Бог здесь присутствует, ты все равно не можешь полностью все время посвятить Ему, всегда быть с Ним. Во времена, когда Господь был на земле, ходил по земле, даже те, кто верил и знал, что Он Бог, – и те не всегда были рядом с Ним. Это меня удивляет, я не могу ответить на вопрос: как поступать в таком случае?
Со временем для меня ничего не изменилось: я как сейчас верю в святость отца Гавриила, так верил и тогда, но при этом не мог всегда быть с ним. С одной стороны, я об этом сожалею, но с другой стороны как бы какой-то голос мне говорил, чтобы я все запоминал: что он делал, как он это делал. Я не знаю, зачем я это запоминал, не знаю, пригодятся мне воспоминания о его поведении или нет, но когда бывают какие-то безысходные ситуации, когда уже не знаешь, как поступить, когда «мир сей» давит, например нет денег содержать монастыри, епархию, – в таких ситуациях я вспоминаю, что всегда существует путь отца Гавриила. Ведь ему не надо было абсолютно ничего: ни денег, он практически не ел, не пил, и при этом он был настоящим миссионером, проповедовал Христа среди многих, многих людей и добился своего. И если когда-нибудь в жизни не останется никакой другой возможности священнодействовать, этот путь существует всегда. Он нам показал именно это.
Отец Гавриил был мостом. Через него мы видели, каков на самом деле живой святой. Повезло тем людям, которые знали живого святого Николая или еще какого-то живого человека, которого потом канонизировали, но не часты случаи, когда святого канонизировали тогда, когда еще живы были его знакомые. Это нам подарил отец Гавриил.
митр. Николай
Отец Гавриил был воплощением свободы, – конечно, помимо всех остальных христианских добродетелей. Свободы – не в современном понимании этого слова, как вседозволенности и распущенности, а именно христианской свободы. Он не был зависим от мнения людей, его не интересовало положение в обществе, он всегда руководствовался голосом своей совести. Мог обличить любого, включая самых высокопоставленных политиков и иерархов, не говоря уже о монахах, об игуменье, – и это не было дерзостью со стороны отца Гавриила: люди чувствовали, что у него есть на это право, и прислушивались к нему. Многих это раздражало, но он ничего не боялся и никогда не человекоугодничал. Люди, которые не признавали за старца и были с ним холодны, абсолютно его не раздражали, – это его не тяготило. У отца Гавриила не было любимчиков, он любил всех.
Быть рядом с ним порой было очень нелегко. Он служил самым простым, самым грешным людям, утешал, наставлял их и от нас, монашествующих, требовал того же. Были моменты, когда он был дедушкой, сладким каким-то. С ним было всегда очень интересно, очень тянуло к нему, все время хотелось быть рядом с ним. В эти мгновения терялось чувство времени: порой было сложно понять, часы или минуты длилась наша беседа. Я думаю, что это качество очень святых людей. Все время хочешь с ними быть, их слушать, приятно даже просто смотреть на них.