Несколько дней спустя, когда разнёсся слух о находке таблички, Угаф появился на агоре. Он был раздет, лицо его покрывали красные полосы, а тело было вымазано пеплом. У него шла пена изо рта (Угаф жевал кусок мыла). И вообще он с виду был самым святым из всех подвижников, которых тифониане видели за долгое время. Он размахивал табличкой, громко повторяя написанные на ней слова, и требовал, чтобы люди покаялись. Гезун шёл позади, держа в руках корзину, чтобы собирать кольца и слитки металлов, которые бросали собравшиеся.
— Храм для Ка Ужасного! — вопил Угаф. — Что он подумает, когда прибудет в Тифон и не отыщет дома бога? Что он сделает? Что он сотворит с нами? Это — наш последний шанс…
Гезун сдерживал улыбку. Это он сочинил речи Угафа — талантов самого Угафа на это дело не хватило. С другой стороны, отыскав человека, который вложил ему в рот подходящие слова, храмовый вор превратился в замечательного пророка; особое впечатление производило мрачное и напыщенное выражение лица.
Прошло ещё несколько дней. Они сидели в укрытии и пересчитывали свои богатства. Ро сортировала металлы, а Угаф и Гезун взвешивали их. Угаф, получивший кое-какое образование, производил подсчёты, выводя цифры на каменной стене обожжённой палкой. Он сообщил:
— Мы получили гораздо больше, чем я заработал за всё то время, когда занимался коллекционированием. Почему я не додумался до этого раньше?
— Потому что раньше я этого не предлагал, — усмехнулся Гезун. — А знаешь, каким будет моё следующее предложение?
— Каким?
— Мы сложим эти вещи в крепкие сумки и уйдём из Тифона. Мы можем отправиться в Хам. Тебе хватит твоей доли на весь остаток жизни, а я потрачу свою часть, чтобы побывать в тех местах, которых я ещё не видел.
— Ты с ума сошёл, парень?
— О чём ты?
— Это мелочь по сравнению с тем, что мы соберём, когда построим наш храм.
— Ты хочешь сказать, что доведёшь дело до конца? Ты не ограничишься одними словами?
— Разумеется! Я уже встречался со строительным подрядчиком Сентиу и посетил художника Екатари. Он спроектирует наш храм и статую бога.
— Тогда отдай мне мою половину и оставайся здесь со своей.
— Нет! Нам понадобятся все деньги. И даже не думай втихомолку стащить свою долю. Помни, это не я убил священную кошку.
Гезун вспыхнул, но сдержался. Может статься, Угаф и прав: у него побольше опыта в таких вещах.
Вскоре на территории храма начались строительные работы. Люди возводили стены, настилали полы, а посреди всего этого великий Екатари трудился над статуей вместе со своими учениками. Он собирался создать внушительную скульптуру из позолоченной бронзы, изобразив Ка с головой стервятника и со множеством крыльев и рук; бог разбрасывал молнии и размахивал оружием.
Когда рабочие собрались пообедать, Гезун направился в тень, к основанию стены храма, где Екатари и его ученики поглощали скудную пишу в тени.
— Приветствую, великий художник, — сказал Гезун. — Можете ли вы объяснить мне одну вещь?
— Какую именно?
— Что это такое — огороженная секция в задней части храма? Её не было на плане, — показал Гезун.
— Ты, должно быть, говоришь о стойле.
— Стойло?
— Ага. Угаф купил колесницу и пару лошадей и хочет, чтобы для них оборудовали помещение в основании храма.
— Да какой же идиот… — начало Гезун, когда топот копыт заставил его обернуться. Появился Угаф, он стоял в отделанной золотом колеснице, запряжённой парой белоснежных лошадей. Он держал поводья, ругаясь, потому что лошади то и дело взбрыкивали, а рабочие потешались над его неопытностью. Гезун шагнул вперёд и заговорил:
— Что это за глупость? И чего ты хотел добиться, решив расширить храм и не сказав мне об этом?
Угаф помрачнел.
— Потише, парень, а то я заговорю очень громко. Я мог бы даже поговорить о кошках.
Гезун едва не прыгнул на Угафа, но справился со своим гневом и произнёс:
— Мы ещё к этому вернёмся. — Затем он удалился.
В ту ночь в подземных покоях произошла серьёзная ссора. Гезун стучал по столу и кричал:
— Ты — транжира, старый дурак! Мы уже по уши в долгах, этого хватит, чтобы мы до конца дней остались в долговом рабстве.
— А кто тебе объяснил, как вести религиозные дела? Ты думаешь, что парень вроде тебя, втрое моложе меня и вдобавок варвар, может обучить меня этому искусству?
— Я могу понять, когда дела идут плохо! Вместо того чтобы бегать, вымазавшись краской и пеплом и выманивать побольше золота у тифониан, ты здесь красуешься в расшитых золотом одеждах и катаешься на своей безвкусной игрушке.