Выбрать главу

Даже Саад со временем перестал пугать и раздражать. Отвращение к нему сменилось странной привязанностью, как к домашнему питомцу. Саад хорошо знал, что лежит в каждой из его древесных язв, всегда понимал, что от него нужно и всеми силами помогал Роане в её деле. За это Роана хвалила Саада и баловала его. У голема было любимое лакомство – неочищенные орехи из большой стеклянной банки, которая стояла на самой верхней полке. Весь день Саад с предвкушением поглядывал на банку и постукивал зубами. По вечерам колдунья, наконец, доставала её, высыпала в ладонь несколько орехов и все разом закидывала голему в рот. Саад хрустел громко и радостно, фыркая и причмокивая от удовольствия. За вечер ему полагалось не больше одной пригоршни орехов, может быть две, но очень редко – в дни, когда он помогал особенно усердно.

Камилле нравился этот своеобразный ритуал, довольное хрумканье Саада означало, что день прошёл хорошо. Уже лёжа в постели, перед сном девочка мечтала только о том, чтобы завтрашний день был таким же, как этот. Напоследок Роана гладила её по волосам, желала приятных снов и уходила в свою спальню: особую комнату, магическим образом скрытую стене. Камилла спрашивала у Роаны, почему она прячет свою спальню, но колдунья ничего не ответила.

– Тебя это не касается, – мягко сказала колдунья.

Больше Камилла подобных вопросов не задавала. Ей очень нравилась новая жизнь, и не хотелось случайно всё испортить.

***

Наступил вечер. Роана быстро сотворила приворот для угловатой девицы – та хотела, чтобы в неё влюбился первый красавец города – отдала ей любовное зелье и торопливо попрощалась. Затем закрыла дверь на замок и щёлкнула задвижкой на окошке.

– Всё, закончили на сегодня, – выдохнула Роана. – Так, Камилла, ставь чайник, доставай стаканы и тарелки. А я пока нарежу хлеб и разогрею рагу. Кто колдовать будет, ты или я?

Роана задавала этот вопрос каждый вечер с тех пор, как Камилла выучила заклинание Согревания. Вопрос сразу стал риторическим.

– Я! – искренне, с готовностью ответила Камилла, будто колдунья спрашивала впервые и не знала ответ.

– Хорошо, – улыбнулась Роана. – Тогда ставь чайник на огонь и разогревай рагу.

Камилла повесила чайник на крючок в камине, подкинула дров, чтобы разыгрался огонь, а сама подошла к кастрюльке и приложила к ней руки.

– Ты опять, – тоном человека, уставшего повторять, сказала Роана. – Камилла, ну сколько можно?

– Прости, – небрежно извинилась Камилла и быстрым движением сорвала с потолка маленькую вязанку сухих прутьев. – Забыла.

– Это же твоя жизнь, Камилла, – продолжала журить ученицу Роана. – Как про такое можно забыть?

– Просто мне всегда не терпится, – сказала Камилла. – Тем более, заклятье совсем простенькое. Сколько такое будет стоить? Полдня?

– Ты серьёзно вот так просто готова отдать полдня своей жизни за горячее рагу?

Камилла ухмыльнулась.

– Ну, – она с наигранно печальным видом пожала плечами, – бывали деньки, когда за горячее рагу я полжизни готова была отдать, – Камилла посмотрела в глаза Роане, проверяя, удалась ли шутка.

Роана даже не улыбнулась.

– Да и за холодное, – продолжала Камилла, надеясь выдавить из колдуньи хотя бы снисходительный смешок. – Полжизни. За холодное…

Лицо Роаны будто окаменело, взгляд колдуньи стал строг.

– Камилла, это не смешно, – грозно сказала Роана. – Ты ведёшь себя, как разбалованная девчушка.

«Полный провал», – подумала Камилла, совсем не испугавшись колдуньи. Ну, может совсем чуть-чуть. Роана никогда её не наказывала и не угрожала, ей не нужны были боль или слёзы девочки. Колдунья так выражала своё беспокойство, она очень хотела, чтобы из её ученицы вышел толк. И Камилла понимала это.

– Рановато зазнаёшься. Ты ещё слишком маленькая, чтобы понять, – Роана подошла ближе к девочке. – Важна каждая, слышишь, каждая секунда. Представь себя глубокой старухой, представь, что смерть уже стоит у тебя на пороге…

– …представь, что смерть, – начала одновременно говорить Камилла, передразнивая назидательный тон, – уже стоит у тебя на пороге. И тогда ты сразу поймёшь, что бесценно каждое мгновение жизни. И вспомнишь о глупо растраченных в юности годах. Но будет уже поздно.