— Куда его? — спросил Батыев, когда машина въехала в город. — К вам?
— Ни в коем случае, — сказал человек в сером. — Все будет официально. Может быть, его на наших менять будем. Может, из Москвы позвонят. К тебе поместим.
— Ко мне нельзя, — возразил Батыев. — Я номенклатура.
— Тогда к товарищу Карасю, — не стал спорить тот, что был в сером пиджаке. С ним тоже не спорили.
Удалова провели в кабинет Карася. Они быстро шли коридором, впереди Карась, за ним Удалов, сзади человек в сером, который не оставлял попыток перепилить ремешок, а совсем сзади милиционер Селькин, которого взяли с площади.
Действие
Секретарша Карася, Мария Пахомовна, давнишняя приятельница удаловской жены Ксении, увидела это шествие, но не разобралась в его значении.
— Корнелий Иванович, здравствуй, — сказала она. — Грибов набрал?
Ведро с грибами осталось в машине под охраной шофера, но Удалов все равно ответил женщине открыто и прямо, как всегда всем отвечал.
— Какие там грибы! — сказал он. — Одни сыроежки. Правда, три белых.
Он забыл, что белый был один и тот червивый.
Человек в сером подтолкнул Удалова в спину, а милиционеру велел остаться возле Марии Пахомовны. Уже скрываясь в двери кабинета, он обернулся и сказал:
— Он такой же Удалов: как ты курица. Понятно? — Нет, — сказала секретарша.
— Потом поговорим, — сказал человек в сером. — Понятно?
— Нет! — воскликнула бедная женщина. — Корнелий Иванович, что происходит?
Карась зашипел как змея.
Хлопнула обитая черной кожей дверь, и они остались в кабинете втроем.
— Вот так, — сказал человек в сером, подходя поближе к Карасю и говоря шепотом, чтобы Удалов не слышал. — Неизвестно, может быть, он знает русский язык. Поэтому нужна осторожность…
— Знаю язык, знаю, — вмешался Удалов, который все слышал.
— Не перебивайте, — сказал ему человек в сером и принялся вновь шептать на ухо Карасю: — Их обучают нашему языку. Так что в его присутствии ни-ни. Я уже дал указание осмотреть его корабль. Думаю, его сбили наши славные соколы из хозяйства Пантелеенко. Теперь вы будете его отвлекать. Поговорите с ним, а я пойду на связь.
Серый человек испарился, будто его и не было. Удалов мог бы поклясться, что дверь он не открывал и к окну не приближался. Сеня Карась был несколько смущен обществом Удалова и начал листать англо-русский разговорник, разыскивая какое-то нужное выражение.
— Семен, — сказал Удалов, когда они остались одни, — не узнаешь ты меня разве?
Карась наконец нашел нужное выражение и произнес:
— Ду ю лайк аур кантри?[3]
— Этого я не понимаю, — сказал Удалов. — Это я забыл. Раньше знал иностранные языки, потом забыл.
Карась Удалова понял и испугался. Он был мужчиной некрупным, но полным в животе и чем-то похож на Удалова.
— Нравится ли вам пребывание в нашей стране?
— Если ты, Семен, — сказал удрученно Удалов, — все еще думаешь, что я китаец, то ошибаешься, потому что я русский и живу на Пушкинской, дом шестнадцать. А если мое слово меньше значит, чем слова вашего товарища, с которым я раньше почти не встречался, то мне это обидно.
— Его к нам из области перевели. — Карась осекся, взял себя в руки, вспомнил, что не имеет права иностранному космонавту выдавать внутренние тайны и схватился за разговорник.
— Вот из йор нейм? — спросил он и на всякий случай перевел: — Как ваше имя?
— Удалов мое имя, — ответил устало Корнелий Иванович.
— Знаю, — сказал Карась с некоторым раздражением, какое испытывает руководитель, сталкиваясь с тупостью подчиненного. — Знаем. А на самом деле как?
— Допрашивать меня не здесь надо, — возразил Удалов. — Хотя оснований для этого не вижу. Ведро мое видел? С грибами? Вот я за грибами и шел. А тут корабль упал. Я в него зашел, шапочку взял, а вы приехали. Ну в чем я виноват перед народом и правительством?
— А он куда делся? — строго спросил Карась.
— Кто?
— Который сначала прилетел?
— Которые там были, на трех ножках, в лес сбежали.
— Почему же это они в лес сбежали? Тебя испугались?
— Может, и меня, но вряд ли. Так ты, Семен, лучше бы ловил настоящих прищельцев, чем известного работника городского хозяйства брать в плен и возить под охраной.