— Чем трендеть помогите вытащить тролля! Он полтонны весит, не меньше! Плохо мужику, его знатно отмудохали какие-то уроды на КПП…
— Так это те самые уроды что буржуйчиков сейчас кошмарят! — выкрикнул кто-то. — Там целую пачку ссыльных запустили, они сильно резвые какие-то!
— Значит, новенькие кошмарят НАШИХ буржуйчиков, а Проспект сидит по норам и жрет шаурму? — не выдержал я, сорвавшись на рычащий, злой гроул. — У-у-у-у, зараза, вас еще воспитывать и воспитывать! Тащите моего тролля в подсобку, приведу его в чувство, и будет у нас информация из первых рук…
Народ как-то посмурнел. Под таким углом они на проблему не смотрели, похоже. Хотя, если быть честным — я требовал от них слишком многого. Эти люди, гномы и орки не были осознанными личностями и не питали какого-то особого местечкового патриотизма. Они в свое время видали и другую жизнь, кроме Хтони, и многие из них были ссыльными, имели проблемы с законом. С их точки зрения — всем было плевать на них, так почему же им не должно быть наплевать на всех остальных? Да, часть народа являлась теми самыми безбашенными пассионариями, которые всегда составляли значительную часть многогранного народа российского, и стремились на дикий фронтир, по велению души. Но по нынешним временам большая часть этого шебутного и героического социального слоя находилась на фронтах Балканской войны, так что… Так что самым серьезными аргументами для всех этих мутных типов оставались чарка и шкварка.
Перекроют сбыт — Проспект загнется. И никакой чарки и шкварки.
— Давай, Бабай! Мы тут подождем. Расскажешь что к чему… — сказал за всех Евгеньич — матерый сталкер-мародер самого разбойного вида, бородатый и волосатый, один из самых авторитетных. — А вон и Щербатый идет со своими чертями! Эй, снага! Бубхош пушдуг бууб!
— Поцелуй-ка меня в сраку, Евгеньич-нах! — откликнулся Щербатый. — Твой дом-х труба шатал, тебя-врот на трубе вертел!
— Гы-гы!
— Га-га!
Ничто так не объединяет народ, как неведомая гребаная херня извне, которая угрожает привычному существованию и относительному материальному благополучию!
Мы втащили тролля в подсобку вшестером, и уложили его на мой старый лежак из поддонов — это ложе должно было выдержать великана, хотя и нещадно скрипело, когда на него уложили синюю тушу в набедренной повязке. Мужики ушли на улицу — жрать шаурму, пить пиво, хвастаться калибром и конфигурациями стволов и планировать поход за зипунами в богатые кварталы. Проспект на самом деле — страшная сила, тысяча опытных бойцов вполне могла выйти на улицы, если причина объединиться будет достаточно серьезной… А нет, не тысяча! Вряд ли Густав выведет своих — он вроде как заперся в «Надыме» и носу не казал на улицу. Меня терзали смутные сомнения — ушлый гном не мог просто так проигнорировать такой сабантуй и не поучаствовать в намечающейся заварушке. Репутация-с! И если уж он решил отсидеться, значит, скорее всего, был в курсе происходящего. В отличие от нас.
Конечно, вокруг «Орды» никакой тысячи не кучковалось, большая часть обитателей Проспекта предпочитали переждать и поберечь свое добро. Даже и пяти сотен тут насчитать нельзя было. Но и эти двести или триста вооруженных мужчин и женщин могли стать серьезной проблемой для неизвестных врагов посягнувших на местные вольности.
Синюшный тролль дышал едва слышно. Кровь из ран у него не текла, запеклась бурой коркой, неестественно выгнутые конечности выглядели пугающе, так что я даже засомневался: где делать татау? Пока думал — достал ящичек, открыл, руки сами готовили стило к работе — уже привычно, почти на автомате.
— Ять! — чертов шип снова наковырял моей кровушки!
Я прислушался к себе: кажется, встреча с Кристинкой и случай с инициацией молодого Текели были достаточно яркими событиями, чтобы…
— А-а-а-ащ-щь! — мигнула на предплечье фигурка девушки…
Одна из фигурок — там их было две, одна чуть попышнее, вторая чуть постройнее, монохром татау цвет волос передать не мог, но подразумевалось что одна — рыжуля, а вторая — блондинка. Мигнула, соответственно, рыженькая, ага.
А потом золотое сияние расплескалось по руке, проявившись в виде загогулинки-иероглифа огненного столба. Зачет! Инициация юного Филиппа Абрамовича засчитана как подвиг, можно приниматься за работу… Штук на десять татау должно хватить, кажется.