— А чего они-нах? — возмущался Щербатый, от нервов даже забывая иногда материться. — Почему сами упырей не сбросят, эти ваши влахи с гуцулами-ять и помаки с горанцами-врот? Мы с ними бок о бок против Османов стояли, мы-ять черных уруков из Крайны вместе изгоняли, это ж наши братья, практически-здец! Они сами Батори править позвали! Я-нах понять-врот не могу, у них в головах кто насрал, когда вся сраная Скупщина-нах голосовала-х избрать премьер-министром носферату? Они не видели? Они думали будет-врот по-другому-нах? Почему наши ребята-нах за них-ять…
Ну да, есть три сферы жизнедеятельности, настолько простые, что в них может разобраться даже необразованный снага из хтонической жопы мира: медицина, образование и, конечно, политика!
— Что за вихри враждебные веют над нами? — нарочито громко хлопнув дверью спросил я. — Что случилось в Хтони, что вся Орда гудит, как будто ошпаренная?
На меня обернулись сразу все и заговорили разом. У меня аж голова заболела. Но суть стала ясной: они с самого утра кинули все свою работу и сидели и смотрели новости, по которым постоянно, час за часом рассказывали одно и то же про войну и внешнюю политику.
— Падажжите… — поднял вверх ладони я. — То есть Государь заключил перемирие с Балканской Федерацией, и вы бросили всё и побежали обсуждать событие и орать друг на друга? Прэкра-а-а-асно! Были вроде нормальные типы и стали вдруг все дебилы.
— Бабай, ты не понимаешь! — ко мне подскочил Хуеморген. — Перемирие — это не выход!
— ХУЕМОРГЕН! КАРАВАН ЗА ПРОДУКТАМИ!!! — заорал на него я. — ГДЕ МОЕ МОРОЖЕНОЕ МЯСО, ФРИЦ ДЮРХДЕНВАЛЬД?!! МНЕ НУЖНО СРАНОЕ МЯСО!
— …отошли за Прут… — ошарашенно выдохнул он. — Демаркационная линия…
— Я, безусловно, рад тому, что в Орде у нас собрались патриоты Государства Российского и лично преданные Государю люди, но как это связано с тем, что у меня кончается мясо для донера? — наступал на него я.
— Кризис! — привел аргумент гном. — Внешнеполитический.
В голову мне моментально пришел незабвенный профессор Преображенский из «Собачьего сердца».
— Бросьте, — сказал я. — Если я вместо того, чтобы крутить шаурму и убивать тварей, я каждый вечер начну у себя в квартире хором обсуждать политику — вот тогда у меня настанет кризис. Если ты, дядюшка Фриц, не наладишь логистику и не доставишь мне мороженого мяса — тогда у тебя будет кризис. И если ты, Щербатый, не закончишь со своими ребятам зачистку и благоустройство четырнадцатого квартала — у тебя тоже будет кризис.
— Бабай, — сказал Перепелка, которого я впервые за всё время нашего знакомства увидел со стаканом алкоголя в руке. — Ты аполитичный ублюдок. Как можно быть таким пофигистом? Это ведь вопрос патриотизма! Ты меня бесишь.
И это говорил ветеран, которому на большую часть жизненных проблем в принципе было похрен? У которого любимая поговорка — «имела жаба гадюку?»
— Э-э-э… — я почесал затылок. — Слушай, ну вот конкретно на наши хтонические перди как это повлияет? Твари станут меньше нападать на людей? К нам не приедет с гала-концертом Мих Стасайлов? Кто-то в честь перемирия соберется перестелить асфальт на Проспекте? Вопрос патриотизма, говорите? Мой патриотизм начнется, когда я пойду и помогу Кузе установить гриль в фудтрак, и настрою его так, чтобы донер получался оптимальной прожарки. И холодильную камеру прикручу, чтобы жители моего богохранимого отечества ели вкусное неиспорченное мясо. А после этого я пойду проводить мастер-класс по хотдожному делу для тех ребят, которые хотят взять тележки по франшизе, чтобы они сами потихоньку богатели, и радовали прохожих сытным перекусом по пути на работу… А потом, наверное, прикончу парочку тварей, чтобы они не добрались до рубежей этого самого богохранимого отечества и не сожрали парочку моих богохранимых соотечественников. Вот это есть мой патриотизм, Кузьма Демьяныч. Кстати, после всего этого все патриоты смогут ко мне присоединиться, у меня субботник по разбору завалов в здании Спортивного клуба железнодорожников. У них там материальная база хорошая, хватит нам на крыше железяки таскать, несолидно, нужен свой спорткомплекс. Если кому-то не нужен — можете дальше обсуждать политику.
Я развернулся и пошел на выход.
— Стасайлов между прочим отлично поет! — обиженно сказал мне в спину кто-то. — И мужик сам по себе неплохой!