Скороходов же к этому времени уже выбрался на сцену и сейчас бацал какой-то медляк на сцене, проникновенно перебирая струны гитары под аккомпанемент скрипки и ударных.
—… чтобы ты заплакала… — послышалось мне, и я вздрогнул.
Это что, я выбрался из песочницы сервитута, и привет? Добро пожаловать в большой мир, где попаданцы уже спели все песни Высоцкого, добрались до Вакуленко и изобрели промежуточный патрон? А можно мне обратно в Хтонь? Но нет, всё-таки это была другая песня, и рифма там тоже была другая к слову «заплакала», не «одинаково», а " душу наголо" — тоже хрен пойми что, в общем-то, но теперь по крайней мере можно было надеяться, что командирскую башенку на танке тут изобрели всё-таки без переселения душ пенсионеров-спецназовцев с алкогольной зависимостью.
Отдыхающие гудели до самой полуночи, потом стали потихоньку расходиться. Некоторые разошлись настолько, что их потянуло на приключения, и какие-то мужчины среднего возраста и обрюзгшей наружности ощутили себя защитниками людской расы, и захотели мне предъявить «за Биляр», что бы там в виду не имелось. Но у этих мужчин нашлись гораздо менее выпившие подруги, которые потащили их «в нумера», чем спасли меня от необходимости вылезать из фудтрака и показывать им всем кузькину мать.
Молодежь разбрелась по пляжу — чаще всего парами, докручивать курортные романы до их логического завершения, те, кто постарше — перемещались в бар внутри пансионата. Демьян тоже куда-то свинтил вместе с одной из знойных барабанщиц из герлз-бенда, но я не особенно был к нему привязан, если решит остаться — ну и пофиг, я на этот самый Карасун, который вроде как в районе знакомого мне Краснодара располагается, и без волосатого барда съезжу. В рамках путешествия на Байкал он, можно сказать, по пути. А Тиль этот Бернес мне весьма интересен. Любопытно мне с попаданцем от музыки пообщаться. Они всяко приятнее попаданцев от военщины или прогрессорства… Да и ему шаурмой закусить и поностальгировать о вонючих подземных переходах и шумных вещевых рынках занятно будет.
Хотя тут и с вонючими переходами, и с вещевыми рынками нормально обстояло, по всей видимости. По крайней мере, группа товарищей, которые приближались к фудтраку, стараясь держаться в тени деревьев, были бы явно там на своем месте. Они думали, я их не вижу. Тенью решили черного урука сбить с толку! Как там пел великий и вечно живой? «Все они в кожаных куртках, все небольшого роста…» Только я не солдат, я урук, и пройти мимо меня уже им будет очень непросто.
Их было шестеро, и они явно думали, что занимаются крышеванием. По крайней мере, к мороженщице, ребятам на автокофейне, бармену из бунгало и толстой тетке со сладкой ватой они подходили вполне по-хозяйски. И те звенели монетой с грустными лицами. Но я-то на хрену их вертел! И лом поближе пододвинул.
Братки — братками, но драить столешницу от жира и соусов было нужно. Кузя со страдальческим выражением лица мыл кухонную утварь: посуду, ножи и прочее. Я расторговался неплохо, и Хамзат получил бы приличную мзду, но если эти типы попробуют…
— Тук-тук! — произнес прокуренный голос. — Хозяйка, как жизнь молодая? Как торговлишка?
Ну, кабздец ему, если он не инвалид по зрению! Из-за длинных волос и склонившейся над столешницей спины он принял меня за бабу! Интересно, что у него за жизненный опыт, что его не смутили габариты? Может, у него мать — чемпион по пауэрлифтингу?
Товарищи в кожаных куртках зависли под бортом фургона, который сейчас выполнял роль козырька и открывал для всеобщего обозрения прилавок и внутреннюю кухню фудтрака, и переговаривались, ожидая моей реакции.
— Потихонечку, — хрипло ответил на вопрос я, оборачиваясь и втыкая тот самый трофейный тесак в разделочную доску. — Помаленечку.
— А-а-а-а! — отпрыгнул от фудтрака небритый короткостриженый тип. — Уф, пацаны, чуть сердце не стало.
— Гы-гы-гы-гы! — заржали пацаны. — Хозяйка, гы! Арсен нелюдя за бабу принял! Может, и женисся на нем?
Я поглядывал на них исподлобья и ничего не говорил. Арсен поправил свою кожанку, провел заскорузлыми ладонями по коротким волосам и шагнул снова в пятно света под козырьком.
— Нелюдь там или еще кто — этот участок под Гусманом. Надо поделиться.
— Я думал — этот участок под «Пансионатом имени Завиши Чарного-Сулимчика», — проговорил я. — Ворота мне открывал и на тусовку поработать приглашал Хамзат, а никакой не Гусман.
— Ты не врубаешься? — искренне удивился Арсен. — Гусман держит этот пляж! Все, кто тут работают — отстегивают ему. Не знаю, из каких пердей ты прибыл, но у нас так заведено.
— Прекрасно, — кивнул я. — Очень рад, что у вас так заведено, ничего не имею против. Но это вообще не мое дело. Я договаривался с Хамзатом.
— Нет, ты реально тупой, нелюдь! — вызверился Арсен, а его братки зашумели. — Гони полтос!
— СУКА! — рявкнул я и ломанулся на выход, рыча на каждом шагу. — Я ЧТО⁈ НЕДОСТАТОЧНО⁈ СТРАШНЫЙ⁈
Меня действительно это напрягало уже давно. То ли у местных жизнь была такой суровой, что они смерти искали, то ли тут потомство давали исключительно те мерзкие маленькие пацанчики из школы, которые крыли последними словами старшеклассников в странной уверенности, что ничего им за это не будет… Я не мог найти объяснения этому феномену: каким таким неведомым образом ЧСВ местных смешивалось с расовыми предрассудками, что они постоянно цеплялись к оркам? И ладно бы к снага — они и обычному-то взрослому здоровому человеку в кондициях уступают, за редким исключением типа Щербатого. Но я — черный урук! Зараза, если бы я сам не был уруком, я бы бежал от них, как черт от ладана, мы же страшные, как смертный грех, здоровенные клыкастые дурные верзилы! Да я, как Маухура Поджигателя вспомню, так почти осознавать начинаю, что это за чувство такое — страх!
Ну, положим, с этим я погорячился, но…
— Ой, ять! — сказал я, увидев сверкание ножа в руке у Арсена. — Не позорься. Спрячь эту штучку, пока я тебе ее в сраку не засунул.
Кузя услужливо подал мне лом в самую руку. Братки, кажется, прониклись. Но на их стороне было численное превосходство, и они были местными!
— Ты, орчина, из Гадомыса живым не выедешь, — проговорил один из них. — Мы под Гусманом ходим.
— В том-то и есть между нами ключевая разница, — я взмахнул ломом так, что загудел воздух. — Ты ходишь под Гусманом, я — под звездным небом. А? Хорошо я загнул, красиво получилось?
— Красиво-красиво! — невесть откуда выскочил Хамзат. — Бабай, поставь, пожалуйста, лом, Арсен — убери, пожалуйста, нож, сейчас все порешаем!
— Привет, Хамзат, — сказал я. — Твои пять процентов под блюдечком на прилавке.
Он странно глянул на меня, я — невозмутимо — на него. Мы переглядывались. Администратор как-то грустно вздохнул, подошел к прилавку, перевернул блюдечко, и монеты металлически блеснули в электрическом свете. Братки присвистнули. Хамзат с самым печальным видом разделил деньги на две равные части, одну ссыпал в карман пиджака, вторую — протянул Арсену.
— Накинь пятерку сверху за плохое поведение, — сказал гроза местного пляжа и снова провел руками по коротким волосам.
Хамзат беспрекословно подчинился, и еще одна монета перекочевала к браткам в кожаных куртках.
— Вот так вот, — кивнул Арсен. — А то этот кобенится, как… Как…
Я глянул ему в глаза, и он заткнулся, развернулся и пошел прочь. Но потом обернулся и крикнул:
— Хамзат! Чтобы этого урода тут через час не было, врубаешься?
— Да-а… — откликнулся администратор, а потом повернулся ко мне. — Видишь, какое дело… Неловко вышло, я не успел… Надо было догадаться, что ты не прогнешься. Я не пояснил, как тут все устроено…