Расчет был каким: народ тут собрался разный, многие приехали из Москвы, Ирининбурга, Самары, Казани, Брест-Литовска, Юзовки, и черт знает, откуда еще. А дорожку для франшизы проторить нужно было. Конечно, вряд ли после песен Тиля они вспомнят про мою шаурму — так на то и фоточка на страничке! Хотя — может, и вспомнят: орк-повар -это вообще явление редчайшее.
В общем, когда руки мои перестали напоминать хорошо прожаренный бифштекс, и ко мне вернулась возможность управлять фудтраком, вопрос о пополнении припасов стоял уже довольно остро. Матерясь и проклиная здешнюю медленную Сеть, мы с Кузей подсчитали, что ближайшая точка, куда нам выгодно будет доставить очередную порцию мяса, находилась в Царицыне. От Карасуна до этого крупного земского города проехать оставалось километров восемьсот, трасса обещала быть несложной, мы даже наметили одну из зарядных станций с удобным кемпингом на самой окраине Орловского, где можно было сделать привал посреди пути. Кузя на меня, конечно, дулся, но справедливость пинков понимал: одно дело распускать язык в родной Хтони, где его каждая псина знает, а другое — тут, в земщине, где ни черта не понятно. Потому — за штурмана отрабатывал на все сто процентов. Он вообще был в этом плане парень продуманный: заранее скачал себе на смарт оффлайн-карту дорог Государства Российского, и теперь медленный интернет его не смущал.
Так что ранним утром после гремевшего далеко за полночь второго фестивального дня мы с Кузей сидели в кабине, гнали по тракту с крейсерской скоростью в сотню километров в час и трепались, можно сказать даже — отдыхали душой от суеты последних дней.
— Ты обещал мне словарь ваще-то! — сказал гоблин. — Давай его тоже в «Гусях-Лебедях» закажем?
— Я обещал где? В книжном! А в книжный мы где можем сходить? В сервитуте! Вот и ищи, где тут сервитут ближайший! — я с явно ощутимым удовольствием чувствовал кожей ладони теплый пластик руля и радовался этим таким естественным ощущениям.
А еще тому, что татау никуда не делись. На месте были и все браслеты с «черепами», и закорючки волшебные! Как зажила кожа — так и проявились, сами собой.
— Ваще-то нигде тут нет сервитутов! Тут земли жирные, земские! Еще пара юридик есть, Орловых, например, или Платовых. Но ну бы их нафиг, да? Нам в Орск надо, Бабай! В Орске мы как родные будем!
— И в Орск, и на Магнитку — обязательно заглянем. Ты давай — сервитут ищи, слышишь? Может, что-то после Царицына найдется? Даже если крюк придется сделать — заедем! В конце концов, хочется прогуляться, ноги размять, дома какие-нибудь красивые посмотреть, а не торчать вечно в этом фургоне.
— Камышинская Вольница! — обрадовался гоблин. — Но там какая-то Хтонь страшненькая, ваще-то!
— А где она не страшненькая? — я уже сообразил, что сервитутские привилегии тут ни одной территории просто так не дают. — Да и мы с тобой, Кузя, тоже страшненькие.
— Ваще-то я симпатичный! — заявил Кузя. — Мне мама так всегда говорила. И бабушка!
Свет фар взрезал ночную тьму, километры тракта наматывались на колеса, вдалеке в сжатых уже полях поблескивали далекие огни станиц и хуторов. Фудтрак с Белой Дланью на борту мчал по матушке-России, и, несмотря на всю притягательность конечной цели пути, у меня в душе всё-таки теплилось дурацкое желание, чтобы это путешествие никогда не заканчивалось.
Глава 12
Ничего удивительного
Пока фудтрак гнал по тракту, я всё думал: как так получается, что в мире, где существует магия, подавляющее большинство населения плевать на нее хотело?
Земские городишки и деревушки мелькали за окном один за другим, своим внешним обликом и общим настроем возвращая меня в пору моего среднего школьного возраста, эдак годика с девяносто девятого по две тысячи пятый. Здесь не было никаких дронов, роботов, голограмм и киборгов. Основой пейзажа являлись панельные многоэтажки типа наших «брежневок», одноэтажные домишки — деревянные или красного кирпича, с шиферными крышами. Административные и деловые здания в модерновом или классическом стиле, с колоннами и портиками, часто — с облупленной штукатуркой и скульптурными фигурами с отбитыми носами. Аляповато выглядящие павильоны со всякой всячиной — от цветов до детских игрушек, ларьки со жвачками и сигаретами, сетевые магазины, плотно оккупировавшие первые этажи жилых домов… Да что там: на остановках у трактов я видел даже бабушек в драповых пальто и цветастых платочках, практически исчезнувших с родных мне городских улиц в двадцатых годах двадцать первого века!
А потом Кузя показал пальцем в небо.
— Самолет! Летят курортники в Сан-Себастьян! — сказал он. — Жрать нашу шаурму.
И у меня в голове стрикнуло: вот оно! Ничего удивительного! На старушке-Земле со всем ее почти восьмимиллиардным (к моменту моей тамошней смерти) населением только восемнадцать процентов когда-либо в жизни летали на самолете! И только три процента делали это хотя бы раз в год. Двести тридцать миллионов из восьми миллиардов! А три миллиарда никогда в жизни не выходили в интернет, четыре — никогда не имели смартфона!
Да чего далеко ходить: треть населения тамошней Российской Федерации никогда не видела моря, а около семидесяти процентов — не было за границей! И, что характерно, это им не мешало жить-поживать, добра наживать и временами чувствовать себя счастливо. Я в свое время залипал на эти циферки и здорово обалдел. Мы все жили в счастливом неведении, равняя себя на всякие Лос-Анджелесы и Амстердамы, а для доброй половины мира привычный нам уровень комфорта казался райскими кущами…
Почему же тут должно быть по-другому? И, если на Земле неравенство в двадцать первом веке в основном имело имущественную или географическую природу (ну и наследственную, генетическую, понятное дело), то здесь к этим моментам добавлялась и почти изжитая у нас сословная и расовая, и совершенно оригинальная — магическая общественная дифференциация. Сервитут меня в этом плане разбаловал, общение с опричниками и аристократами подарило иллюзию того, что волшебство — дело вполне обычное, вроде дорогой тачки под задницей или виниров во рту. Типа — круто, но вполне в рамках.
Для жителей же земщины маг был и оставался существом сверхъестественным и невероятным. И появление в том же уездном городе Орловском скромного «пустоцвета» произвело примерно такой же эффект среди местных стражей порядка, как, например, на артистов нашего провинциального Молодежного театра, если бы к ним на премьеру вдруг заявилась посмотреть пьеску, скажем, Юлия Пересильд. Ну, которая в космос летала. Оно как бы вроде и возможно, но с другой стороны — с какого хрена и почему к нам?
Или это они так бегали потому, что он целый целовальник из Сыскного приказа? Тоже — птица высокого полета, по меркам Орловского.
— И всё-таки: что такое целовальник? — спросил я у Риковича, который смотрел, как я подсоединяю кабель от зарядной станции в нужное отверстие в борту фудтрака.
— Это значит — присягнувший, давший клятву, целовавший крест. Ну, и имеющий право целовать крест и давать обещания от лица Государства и Государя, — пояснил он.
— Так ты, Иван Иванович, и в самом деле большая шишка? — глянул на него я.
Похоже, хватая сыскаря за горло в «Орде» в первое наше знакомство, я сделал по его поводу несколько поспешные выводы.
— Это смотря с кем сравнивать. С вот этими вот… — сыскарь мотнул головой в сторону трех экипажей вооруженной милиции. — По сравнению с ними — большая. По сравнению с твоим Воронцовым, Келбали Ханом или — любым из Рюриковичей, или даже с дьяком Карачаровым — пыль! И я хочу это изменить. Я хочу возглавить Сыскной приказ годиков через пять, и дальше… Дальше тоже есть планы.
Вооруженная милиция толпой курила вокруг своих угловатых внедорожников, подозрительно напоминающих смесь «козликов» и «Нив» самой классической, если не сказать — архаической комплектации. Они нервничали: сначала орк на парковке торговлю развел, потом — Сыскной приказ нагрянул. А после того, как Иван Иванович походя, сунув им в самые лица серебряный значок своей структуры, вынул у одного из них из нагрудного кармана косяк с дурью и в мусорку кинул — они совсем вспотели. Поняли, что перед ними маг, или — что их плотно пасут. И теперь пытались врубиться, как себя вести. Сделать вид, что ничего не произошло? Попытаться прояснить ситуацию, подойти пообщаться? Предложить денег?